– Возможно, ты права, – произнес он суровым тоном. – Однако даже то, что все-таки было, весьма заинтересовало главного редактора, а именно «интимная дружба, возникшая в процессе…»
Миллисента обессилено прикрыла глаза ладонями.
– Дружба? Да, допустим, но интимная? Хотя это можно назвать и так, если человек дает тебе почувствовать то, чего лишают другие.
Муж вздрогнул, поняв, что камень направлен прежде всего в его огород, и тихо спросил:
– Что ты имеешь в виду?
– С ним я была… как все, понимаешь?
– Но ты не можешь себе позволить быть как все, Милли. И ты никогда не была такой.
Это напоминало разговор со взрослым, который объясняет, что Дед Мороз на самом деле не существует – печальное, но неизбежное открытие, символизирующее прощание с детством. Миллисента понимала, что Джанферро прав, и радости жизни обыкновенного человека, которым может свободно гулять по улицам, остались за гранью того дня, когда она произнесла клятву супружеской верности. Из глаз девушки полились слезы.
– Какая же я глупая, – горько прошептала она.
Как ни странно, разочарование любимой тронуло мужа сильнее, чем ее рыдания. Он поднял Милли на ноги, обнял ее и крепко прижал к себе. Она неловко льнула к нему, как потерянный щенок, и это было такое новое и непривычное ощущение для Джанферро – утешать плачущую женщину, просто дарить ласку, не пытаясь при этом соблазнить. Он начал медленно гладить жену по волосам, чувствуя, как она постепенно успокаивается.
– Ты считаешь, что я недостаточно уделяю тебе внимания? – тихо произнес король.
– Понимаешь, Джанферро, большую часть дня ты работаешь, от тебя зависят многие важные решения, и я не хочу становиться обузой, отнимая твое драгоценное время.
– А что, если я оставлю специальное окно в своем расписании встреч, скажем, раз в неделю? И тогда у нас с тобою появится возможность вместе поужинать.
Даже в этом случае они не остались бы совершенно одни, – подумала Миллисента. Рядом постоянно будут сновать слуги, а за дверью поджидать помощники с документами. Однако муж сделал серьезный шаг навстречу. Разве такой жест доброй воли не заслуживает поощрения?
– Прекрасная идея!
Джанферро озабоченно нахмурился. Он надеялся своим предложением слегка смягчить удар, который еще только собирался нанести.
– Но теперь ты понимаешь, что занятия итальянским придется прекратить? И ты не сможешь больше дружить с этим человеком.
Она кивнула, пытаясь скрыть свое огорчение, в том числе и тем, что супруг опять сделал все по-своему.
– Конечно, ты прав. Мне лишь требуется немного времени, чтобы привыкнуть к новому положению вещей.
Джанферро придвинулся плотнее.
– Разумеется, дорогая. Может, ты соскучилась по дому? Хочешь, я устрою тебе небольшую поездку в Англию?
Это вовсе не входило в планы Миллисенты, поскольку отъезд сейчас означал бы еще большее удаление от мужа. Гораздо сильнее, чем о встрече с родными, она мечтала о любви этого мужчины.
Никогда раньше молодые супруги не говорили столь откровенно, как сегодня, и их доверительная беседа наполнила душу Милли такой невероятной теплотой, что хотелось сохранить это чувство на всю жизнь. Она обвила шею мужа руками и заглянула ему в лицо.
– О, Джанферро, поцелуй меня, пожалуйста.
Нежные полуоткрытые губы были слишком сильным искушением, чтобы долго раздумывать. Джанферро прильнул к ним, обещая самому себе, что это будет лишь мимолетная ласка. Но красавица прижалась к нему всем своим разгоряченным телом, обжигая прерывистым дыханием.
Милли казалось, что ее тело готово расплавиться от жара страсти, жадным ротиком она ловила его ловкий язык, а сама все сильнее впивалась пальцами в мускулистые плечи мужа. Сжигавшее девушку пламя не позволяло ей мыслить логически, тем более вспоминать сейчас прежние обиды. Нанесенное оскорбление, глубокое и незаслуженное, полностью вытиснилось из сознания одним-единственным желанием.
– Войди в меня, – попросила она прерывающимся от волнения голосом.
Через полчаса у короля была назначена важная встреча, и предаваться теперь любовным утехам было бы чистейшим безумием. Но даже Джанферро был не в состоянии рассуждать логически в подобный момент.
– Ты уверена, что хочешь меня, и только меня?
– Да, да, ты сам это прекрасно знаешь!
В углу комнаты стоял шезлонг, которым обычно никто не пользовался. Но сейчас он как нельзя лучше подходил молодым людям, сгоравшим от страсти. Милли шла к креслу, стараясь двигаться как можно тише, чтобы не разрушить очарование момента. Она боялась, что любимый вспомнит о своих неотложных делах и снова станет прежним – отчужденным, привыкшим держать все под контролем.