— Верно. А откуда вам это известно? — Он впился в нее глазами, а потом лицо его застыло — жуткая правда дошла до него.
— Нет! — яростно выкрикнул он и с силой ударил ладонью по дверце лифта. — Ради всего святого, скажите мне, что это не так!
Этого Роми сделать не могла, но ей было необходимо сказать ему другую вещь. Что случившееся с ней было ей неподвластно и что ее поступок не в ее характере и непонятен ей самой.
— Выслушайте меня, пожалуйста. Я просто хочу, чтобы вы…
Но он заставил ее замолчать, бросив на нее яростный, полный отвращения взгляд.
— Вас зовут Роми Солзбери, а меня — Доминик Дэшвуд, — сказал он таким голосом, словно его вот-вот вырвет. — И завтра я должен быть шафером на вашей свадьбе с Марком Акройдом.
Глава 3
Позвякивание льда в стаканах наконец вернуло Роми к действительности, но потребовалось несколько секунд, чтобы повергавший в дрожь кошмар ее воспоминаний рассеялся. Проглотив отвратительный комок в горле, она подняла голову и увидела, что Доминик ставит поднос с напитками на маленький столик. Он передал ей запотевший стакан, до краев наполненный соком, и окинул ее быстрым и жестким изучающим взглядом.
— Отправились в приятное путешествие по дорогам воспоминаний, а, Роми? — насмешливо спросил он.
— Приятное? — выговорила она, едва не поперхнувшись соком манго. — Вы шутите?
Он вздохнул.
— Значит, вы из тех людей, что переписывают историю так, чтобы она их устраивала, верно?
— Я не понимаю, что вы хотите этим сказать.
Он опустился в глубокое кресло прямо напротив Роми, давая ей возможность беспрепятственно лицезреть его кажущиеся бесконечно длинными ноги, и одарил ее до отвращения самодовольной улыбкой.
— Полагаю, что вы вспоминали наше знакомство?
Какой толк отрицать это? Тем более что выступивший у нее на щеках румянец все равно ее выдает.
— А если даже и так?
— Тогда вы не унизитесь до лицемерия и не станете отрицать, что получили удовольствие?
Несколько секунд она ошеломленно молчала.
— Откуда, черт побери, у вас столько наглости — говорить такое? — резко спросила Роми, взбешенная упорством, с которым он вновь и вновь возвращался к запретной теме, сам при этом не испытывая ни малейшего смущения.
— Мне это не трудно, — протянул он. — Я ведь был там, помните? Я держал вас в объятиях, видел, как под моими пальцами вы…
— Перестаньте! Сейчас же перестаньте! — Роми грохнула стаканом об стол и уставилась на собеседника злым взглядом, хотя гнев ее никак не подействовал на него, по-прежнему хранившего на лице бесстрастное и до крайности раздражавшее ее выражение. — Так вот зачем вы хотели нанять меня! — взорвалась она. — За этим, да? Чтобы позлорадствовать по поводу одного-единственного случайного эпизода, который я очень хотела бы забыть?
— А он действительно такой? — проговорил Доминик как бы в раздумье, и в голосе его, из-за особенно мягкой интонации, Роми послышалась скрытая угроза. — Один-единственный и случайный? Вся кровь отхлынула от ее лица, а во рту она ощутила резкий и едкий вкус — вкус унижения.
— Вы в самом деле полагаете, — с трудом выговорила она, — что я всегда так поступаю?
— Другими словами, предоставляете первому встречному свободный доступ к телу? — издевательски уточнил он.
Случившееся тогда стало выглядеть еще хуже — как только он выразил это в такой грубой словесной форме.
— Да. — Она протянула было руку за стаканом с соком, но пальцы дрожали, и она оставила стакан на месте.
— А почему бы мне так не считать? — Он вопросительно поднял темные брови. — Сделать такое предположение было бы вполне естественно. Я не стал бы льстить себе, думая, что вы делаете исключение только для меня.
— Пожалуйста, не умаляйте моих умственных способностей своей притворной скромностью! — с вызовом сказала Роми.
— О, вот как? — Он задумчиво потер тронутый синеватой тенью подбородок.
— Но тогда получается, что в моем случае вы сделали исключение, Роми?
Она не сразу нашлась, что ответить. Стоит ли признаться, что она действительно сделала исключение в его случае? Действительно позволила ему такие интимные вещи, каких не позволяла никакому другому мужчине, в том числе и жениху? Разве это не приведет с неизбежностью к вопросу: почему? А ей меньше всего хотелось, чтобы он задал этот вопрос. Потому что не хватало смелости честно ответить на него — даже самой себе. Она на мгновение закрыла глаза, чтобы успокоиться, — иначе ей все время мешал его холодный взгляд, — а когда снова открыла их, к ней частично вернулась присущая ей способность быстро восстанавливать утраченное равновесие.