Последние отзывы

  118  

— Это будет так интересно! Мы повесим желтые шторы, потому что желтый — цвет солнечных лучей, мы ведь хотим, чтобы все тени ушли отсюда, чтобы пришло солнце. А ковер будет голубым. Голубое и желтое. Голубое небо и желтое солнце. О, давай так и сделаем, Ноэль!

— Может быть, ты права, — начала я.

— Я знаю, что я права. Начнем завтра же.

Она горячо взялась за переустройство маминой комнаты. Купила материал для штор и отдала их шить. Выбрала ковер и теперь была озабочена мебелью.

Ее явно увлекало это занятие, и меня трогала ее забота обо мне.

Никогда еще после гибели своей семьи она не была такой веселой. И ее решение было правильным. Человек не должен делать из умерших идолов для поклонения. Это значит самому взращивать свое горе.

Однажды она с горящими глазами вбежала в мою комнату, размахивая зажатыми в руке бумагами.

— Ты помнишь письменный стол? — спросила она. — Я сейчас разбиралась в его ящиках, подумала, что его можно было бы отправить на чердак. Под одним из ящиков был еще один, совсем маленький. Если не знать о нем, так и не заметишь. Я просто сунула руку, проверить, не пристало ли там чего-нибудь, и нашла его. В нем были письма. Мне кажется, это важно.

— Чьи письма? — спросила я. — Мамины?

— Скорее, адресованные ей. Вероятно, она их берегла. Ее ведь звали Дейзи, не так ли? Они все адресованы «Любимой Дейзи».

— Ты их читала?

— Конечно же, читала. Я думаю, это важная находка.

— Это же ее личные письма!

Мари-Кристин раздраженно посмотрела на меня.

— Говорю тебе, они могут оказаться важными. На, прочти сама. На них нет дат, но они лежат в том порядке, в каком я их нашла.

Она передала их мне.

Я прочитала первое письмо.

«Менингарт под Бодмином.

Любимая моя Дейзи!

Я был потрясен этой новостью. И очень обрадован. Не уверен, что это возможно, но, может быть, теперь, когда эгпо произошло, тебе захочется вернуться? Я, конечно, понимаю, моя дорогая, что ты сейчас чувствуешь. Я знаю, что ты ненавидишь этот дом и все, что тебе в нем пришлось пережить. Я помню, как ты сказала, что не хочешь его больше видеть. Но у меня есть маленькая надежда, что, может быть, сейчас будет по-другому. Ведь там тебе с этим будет еще труднее.

Ты знаешь, что я готов на все ради твоего счастья. А теперь еще и ради ребенка.

Бесконечно любящий тебя, Эннис»

Мари-Кристин пристально наблюдала за мной.

— Теперь прочти остальные, — сказала она.

«Менингарт под Бодмином.

Любимая моя Дейзи. Я заранее знал, что ты мне ответишь. Я помню о твоих мечтах о славе и богатстве. Конечно, ты не можешь от них отказаться, особенно сейчас, когда появилась надежда, что они исполнятся. Если бы ты вернулась сюда, тебе бы пришлось с ними расстаться.

Ты пишешь, что у тебя там есть хорошие друзья, и они все для тебя сделают, больше, чем мог бы сделать я. Они богаты и хотят быть рядом с тобой. Я бы только мешал тебе, и ты права, говоря, что это стало бы концом всех твоих надежд и мечтаний… И, кроме того, ребенку нужно дать его шанс. Ты не смогла бы привезти ее сюда. Когда ты уехала, я понял, что это навсегда.

Я думал, тебе там придется трудно. Но, судя по всему, ты хорошо справляешься с трудностями. Я надеялся, что, может быть, из-за ребенка ты вернешься ко мне, но ты пишешь, что именно из-за него ты должна остаться.

Я постараюсь это понять.

Вечно любящий тебя, Эннис»

Было еще одно письмо.

«Менингарт под Бодмином.

Любимая моя Дейзи.

Я так счастлив узнать о твоем успехе. Ты теперь знаменита, моя дорогая. Я всегда знал, что ты сумеешь добиться того, чего захочешь. И ребенок тоже счастлив, у нее есть все, чего только можно пожелать — много больше того, что было бы у нее здесь. И ты намерена сделать все, чтобы ей не пришлось испытать того, что испытала ты.

Тебя ждут еще большие успехи. Ты всегда добивалась своего.

По-прежнему любящий тебя и ребенка,

Эннис»

Не успела я кончить читать, как Мари-Кристин спросила:

— Что ты об этом думаешь? Ведь это ты — тот ребенок, о котором идет речь.

— Да, может быть, я.

— Иначе, почему он так пишет? Почему так интересуется тобой?

— Он просит ее вернуться и выйти за него замуж.

— Ноэль, ребенок, о котором он пишет — ты.

— Но ведь прямо он этого не говорит.

— Да, прямо не говорит, но, по крайней мере, это можно предположить. Мы должны все выяснить, Ноэль. Должны, понимаешь? Мы поедем туда, в этот… — она выхватила письма. — В Менингарт, — сказала она, — под Бодмином. Мы найдем Энниса. Необходимо это сделать. Ты только представь, если…

  118