124 
— Я так хорошо помню этот разговор. Я тогда остался в «Танцующих девах», потому что хотел еще увидеть ее. Она очаровала меня. Она была то ребенком, то женщиной. Я никогда не встречал человека, в котором бы так удивительно сочетались простодушие и житейская сметливость, как в Дейзи. Ей тогда было четырнадцать, а мне лет на десять больше. Она была ослепительно красива. Никогда раньше я не видел такой красавицы. Как бутон, готовый вот-вот раскрыться, поражая своим великолепием.
Мы стали каждый день встречаться у камней. Это не были свидания в прямом смысле слова, но каждый из нас знал, что обязательно встретит другого. Ей нравилось разговаривать со мной. Думаю, потому, что мне нравилось слушать. И темой наших разговоров всегда был побег. Она намеревалась пением и танцами проложить себе дорогу к славе. Иногда меня поражало, насколько мы с ней не схожи: в ней было все, чего не было во мне. Я хотел убежать от жизни. Она же стремилась убежать к ней. Вскоре я понял, от чего ей хотелось убежать. Я узнал кое-что о ее жизни здесь. Это было ужасающее существование. Поэтому она так хотела уехать и никогда больше сюда не возвращаться. Она жила со своими дедом и бабкой и ненавидела их. «Они убили мою маму, — говорила она. — Они бы и меня убили, если бы только могли».
В конце концов я узнал об этой истории. Она была не так уж необычна. Я мог себе представить пуританина-деда, сурового и непреклонного. Молитвы три раза в день, никакого смеха, никакой любви, никакой нежности. Дейзи и ее мать считались грешницами. Ее мать — потому что ослушалась законов Господа, а Дейзи — потому что, по мнению деда, грехи родителей должны пасть на детей, и ребенок, рожденный в грехе, сам уже является грешником. Я понял ее непреклонную решимость и ее горячность. Она страстно ненавидела их. Ей было отвратительно все, что проповедовал ее дед. Это его теория, по которой быть несчастным означало быть хорошим, а смеяться и радоваться жизни считалось грехом.
Она рассказала мне, что ждет момента и все время готовится. Дейзи понимала, что в то время была еще слишком молода, но скоро все должно было измениться.
Она хотела точно все распланировать, нельзя второпях наделать глупых ошибок.
История ее матери была достаточно тривиальна. Ее соблазнил, и затем покинул любовник. В результате родилась Дейзи. Грешница не заслуживала сочувствия и сострадания. «Они бы выгнали ее из дома, — говорила Дейзи, — но дед старый лицемер, понял, что он получит большее удовольствие, устраивая спектакли прощения грешницы. Они убили маму. Я их ненавижу. И никогда не прощу».
Дейзи было пять лет от роду, когда умерла ее мать. Она рассказывала мне: «Мама не могла больше этого выносить. Она часто болела. Ее кашель пугал меня. Однажды вечером, когда шел снег и дул сильный ветер, она вышла из дома и пошла к болотам. В одной только тонкой кофточке и юбке. И пробыла там почти всю ночь. А когда вернулась домой, очень заболела. Через несколько дней она умерла. Ей выпало больше страданий, чем она могла вынести». Дейзи была в ярости. «Я ненавижу их, — твердила она, — и никогда не буду бедной. Я стану богатой и знаменитой и буду смеяться всю жизнь. Я уеду отсюда и никогда, никогда их больше не увижу!»
— Она редко рассказывала мне о своем детстве, — сказала я. — Я чувствовала, что ей это неприятно. Теперь я понимаю, почему. Она, должно быть, была очень несчастлива.
— Любая девушка на ее месте была бы несчастлива. Любая, но не Дейзи. Она как бы излучала радость жизни. Ничто не могло ее омрачить. Я был зачарован ею. Она заставила меня решиться. Я знал, что я должен делать. В это время продавался Менингарт. И очень дешево. Даже я мог позволить себе купить его. И я решил обосноваться здесь. Чтобы быть рядом с ней. Она часто приходила сюда, разжигала камин и устраивалась рядышком, обхватив колени руками. Я знаю, что в то время я многое значил для нее. Именно ко мне она приходила, когда хотела поговорить. Я знал о ее планах и мечтах, которые всегда оставались неизменными — убежать и никогда больше сюда не возвращаться. Я не хотел верить, что она уедет отсюда. Мне казалось, наши отношения будут длиться вечно, и со временем она насовсем переберется в Менингарт. Я думал, она просто мечтательница — такая, каким был я сам. Но Дейзи жила в мире, где мечты должны были становиться реальностью. Она выбрала для себя имя Дейзи Рей. На самом деле она была Дейзи Рейнер. Это была ненавистная фамилия ее деда. «А Дейзи Рей, — говорила она, — это как раз то, что нужно для актрисы».
124 
