МУЗЕ
- Муза-сестра заглянула в лицо,
- Взгляд ее ясен и ярок.
- И отняла золотое кольцо,
- Первый весенний подарок.
- Муза! ты видишь, как счастливы все —
- Девушки, женщины, вдовы…
- Лучше погибну на колесе,
- Только не эти оковы.
- Знаю: гадая, и мне обрывать
- Нежный цветок маргаритку.
- Должен на этой земле испытать
- Каждый любовную пытку.
- Жгу до зари на окошке свечу
- И ни о ком не тоскую,
- Но не хочу, не хочу, не хочу
- Знать, как целуют другую.
- Завтра мне скажут, смеясь, зеркала:
- «Взор твой не ясен, не ярок…»
- Тихо отвечу: «Она отняла
- Божий подарок».
10 ноября 1911, Царское Село
* * *
- Муж хлестал меня узорчатым,
- Вдвое сложенным ремнем.
- Для тебя в окошке створчатом
- Я всю ночь сижу с огнем.
- Рассветает. И над кузницей
- Подымается дымок.
- Ах, со мной, печальной узницей,
- Ты опять побыть не мог.
- Для тебя я долю хмурую,
- Долю-муку приняла.
- Или любишь белокурую,
- Или рыжая мила?
- Как мне скрыть вас, стоны звонкие!
- В сердце темный, душный хмель,
- А лучи ложатся тонкие
- На несмятую постель.
Осень 1911
ОТРЫВОК
- …И кто-то, во мраке дерев незримый.
- Зашуршал опавшей листвой
- И крикнул: «Что сделал с тобой любимый,
- Что сделал любимый твой!
- Словно тронуты черной, густою тушью
- Тяжелые веки твои.
- Он предал тебя тоске и удушью
- Отравительницы любви.
- Ты давно перестала считать уколы —
- Грудь мертва под острой иглой.
- И напрасно стараешься быть веселой —
- Легче в гроб тебе лечь живой!…»
- Я сказала обидчику: «Хитрый, черный,
- Верно, нет у тебя стыда.
- Он тихий, он нежный, он мне покорный,
- Влюбленный в меня навсегда!»
26 декабря 1911
* * *
- Безвольно пощады просят
- Глаза. Что мне делать с ними,
- Когда при мне произносят
- Короткое, звонкое имя?
- Иду по тропинке в поле
- Вдоль серых сложенных бревен.
- Здесь легкий ветер на воле
- По-весеннему свеж, неровен.
- И томное сердце слышит
- Тайную весть о дальнем.
- Я знаю: он жив, он дышит,
- Он смеет быть не печальным.
1912, Царское Село
* * *
- Слаб голос мой, но воля не слабеет,
- Мне даже легче стало без любви.
- Высоко небо, горный ветер веет,
- И непорочны помыслы мои.
- Ушла к другим бессонница-сиделка,
- Я не томлюсь над серою золой,
- И башенных часов кривая стрелка
- Смертельной мне не кажется стрелой.
- Как прошлое над сердцем власть теряет!
- Освобожденье близко. Всё прощу,
- Следя, как луч взбегает и сбегает
- По влажному весеннему плющу.
Весна 1913, Царское Село
* * *
- Здесь всё то же, то же, что и прежде,
- Здесь напрасным кажется мечтать.
- В доме у дороги непроезжей
- Надо рано ставни запирать.
- Тихий дом мой пуст и неприветлив,
- Он на лес глядит одним окном.
- В нем кого-то вынули из петли
- И бранили мертвого потом.
- Был он грустен или тайно-весел,
- Только смерть – большое торжество.
- На истертом красном плюше кресел
- Изредка мелькает тень его.
- И часы с кукушкой ночи рады,
- Все слышней их четкий разговор.
- В щелочку смотрю я: конокрады
- Зажигают под холмом костер.
- И, пророча близкое ненастье,
- Низко, низко стелется дымок.
- Мне не страшно. Я ношу на счастье
- Темно-синий шелковый шнурок.
Май 1912, Флоренция
* * *
- Помолись о нищей, о потерянной,
- О моей живой душе,
- Ты в своих путях всегда уверенный,
- Свет узревший в шалаше.
- И тебе, печально-благодарная,
- Я за это расскажу потом,
- Как меня томила ночь угарная,
- Как дышало утро льдом.
- В этой жизни я немного видела,
- Только пела и ждала.
- Знаю: брата я не ненавидела
- И сестры не предала.
- Отчего же Бог меня наказывал
- Каждый день и каждый час?
- Или это ангел мне указывал
- Свет, невидимый для нас?
Май 1912, Флоренция
* * *
- Я научилась просто, мудро жить,
- Смотреть на небо и молиться Богу,
- И долго перед вечером бродить,
- Чтоб утомить ненужную тревогу.
- Когда шуршат в овраге лопухи
- И никнет гроздь рябины желто-красной,
- Слагаю я веселые стихи
- О жизни тленной, тленной и прекрасной.
- Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь
- Пушистый кот, мурлыкает умильней,
- И яркий загорается огонь
- На башенке озерной лесопильни.
- Лишь изредка прорезывает тишь
- Крик аиста, слетевшего на крышу.
- И если в дверь мою ты постучишь,
- Мне кажется, я даже не услышу.
Май 1912, Флоренция