Особенно,... 
60 
— Но это было так давно! — сказал де Гиз. — Те события лучше забыть.
— Да, — согласилась Анна, — с тех пор утекло много воды. Мадам де Пуатье, вы должны помнить те дни лучше нас. Вы были тогда женой и матерью, а я — еще ребенком.
— Вы, верно, рано проявили свои дарования, мадам д'Этамп, — парировала Диана. — По-моему, когда король попал в тюрьму, мадам де Шатобриан уже ревновала вас к нему.
— Французы должны испытывать чувство неловкости, — поспешил вставить де Гиз, — от присутствия на их земле испанцев, пусть даже прибывших в качестве друзей.
— Испанцев эта ситуация должна смущать еще сильнее! — сказал поэт Маро.
— Скорей бы они появились здесь. Как скучны дни ожидания! — натянуто засмеялась Анна. Дерзость Дианы всегда беспокоила фаворитку короля; в такие мгновения ей казалось, что время ее могущества проходит.
— Я полагала, что мадам д'Этамп не может назвать свои дни — и ночи — скучными, — тихо сказала Диана.
— Это верно, что я родилась с весельем в сердце, — произнесла Анна. — Но я хотела бы увидеть здесь гостей. Мечтаю взглянуть на всесильного Карла.
Она заметила сидящую поблизости Катрин.
— Наша маленькая дофина хочет поскорей воссоединиться со своим молодым мужем, правда, мадам дофина?
Катрин пожала плечами.
— Позор! — воскликнула Анна. — И это называется жестом преданной жены?
Катрин не понимала, что на нее нашло. Она думала о Генрихе во время этой беседы. Видя здесь Диану, испытывая к ней лютую ненависть, понимая, что даже в словесном поединке она затмевает Анну, Катрин ощутила, что ее чувства выходят из-под контроля.
Она заставила себя рассмеяться.
— Я должна быть преданной женой? Спросите мадам де Пуатье, с кем он проводит дни и ночи.
Анна ликовала. На лицах всех присутствующих появились улыбки. Маленькая Медичи сумела смутить Диану, чего не удалось сделать Анне д'Этамп.
Диана с раздражением ощутила, что ее щеки краснеют. Она не выносила намеков на ее любовную связь с дофином; она предпочла бы, чтобы все считали ее духовной наставницей Генриха.
— Ну мы можем поверить слову бедной брошенной жены, — усмехнулась Анна.
Подойдя к Катрин, она обняла ее.
— Я сочувствую вам, моя малышка. Не грустите, он еще вернется к вам. Вы так терпеливы, очаровательны, молоды!
— Мне жаль, мадам дофина, что вы чувствуете себя брошенной, — сказала Диана. — Когда дофин вернется, возможно, мне удастся убедить его не оставлять вас так часто одну.
Поднявшись, Диана ушла. После нескольких минут молчания придворные заговорили о приготовлениях к встрече испанцев.
Катрин знала, что она поступила неразумно. Теперь Диана планировала устранение Катрин — она поняла, что дофина не была той покорной, бессловесной женой, которой ее считали. Катрин могла вынашивать недобрые чувства, была собственницей. Диана терпела итальянку, потому что считала ее пустым местом. Никто не оскорблял Диану безнаказанно.
Катрин испугалась. Жизнь оказалась сложной штукой. Человек проявлял осторожность, следил за каждым своим словом и взглядом. Потом одна минута легкомыслия перечеркивала результаты многолетних усилий.
Генрих возвратился в Лош, и страх Катрин усилился. Она не радовалась торжествам, устроенным в честь гостей. Банкеты, балы, спектакли и турниры ничего для нее не значили. Генрих смотрел на Катрин с надеждой на то, что когда-нибудь он избавится от своей жены навсегда. Причиной тому было мгновение ее безумия. Ненависть восторжествовала над рассудком подобно тому, как любовь одерживала верх над сдержанностью во время объяснений с Генрихом.
Двор покинул Лош и направился в Париж. С каким размахом и щедростью принимали испанцев! Катрин равнодушно наблюдала за происходящим. Что значат интриги и заговоры, когда ее собственная жизнь в опасности? Она стала свидетельницей прибытия Карла в Париж; она стояла рядом с королем и королевой у окна отеля Монморанси на улице Сент-Антуан. Однако она смотрела не на испанца, а на молодого человека, ехавшего возле императора — на своего мужа, в котором зарождалась ненависть к ней, желание избавиться от нее; с того момента, когда она продемонстрировала свою неприязнь к любовнице Генриха, Катрин стала верить в то, что он задумывается о ее устранении. Она видела, как Карл дарит городу большую серебряную статую Геркулеса, завернутую в львиную шкуру, расшитую золотом. В честь императора в Нотр-Дам исполняли «Те Деум». Вся эта церемония не производила на девушку впечатления. Она могла думать лишь о том, что ждет ее лично.
60 
