ПРЯТКИ
КОСОЙ САНЬКА
Прятки — или по-нашему, по-новгородски сказать: хоронушки, — игра не одним людям — всему свету известная. Лесом идёшь, — много глаз на тебя глядит, за каждым шагом твоим следят. А ты и не видишь, кто с тобой в прятки играет.
Не дале, как прошлой осенью, один случай был у нас в колхозе.
Вечером затеяли пятеро наших ребятишек — Ваня, Маня, Таня, Паня и Саня — игру у сенного сарая. Им бы спать пора ложиться: сумерки уж начинаются. Ребятишки-то все мелкие, — долго ли до беды!
Как водится у нас, стали в круг, каждый свои два кулачка перед собой выставил. Сосчитались:
- — Шла кукушка мимо сети,
- А за нею — злые дети,
- И кричали: Ку-ку! Мяк!
- Убирай один кулак.
На кого «мяк» выпадет, тот один кулачок убирает.
Потом по второму разу считаются, по третьему, — пока у последнего один кулачок не останется. Этому, значит, водить.
Водить выпало Ване.
Ваня взял палочку-выручалочку, стал носом к стенке сарая, локтем глаза себе закрыл. Стоит — выкрикивает:
- — Раз, два, три, четыре, пять —
- Я иду искать!
- — Раз, два, три четыре, пять, шесть, семь, —
- Я иду совсем!
- — Раз, два, три, четыре… десять —
- Я иду на целый месяц.
Когда всё до конца выкрикнул — палочку к стене приставил и поскорей обернулся.
Ребятишки давно успели схорониться — кто куда. Никого нет. Только — глядь! — будто чьи-то босые ноги — брык! брык! — под сарай лезут, под дальний угол. И пропали там.
— Вижу, вижу! — закричал Ваня — и бегом к тому углу.
А в это время из-за другого угла сарая — Таня с Паней, а из-под куста — Маня. И к палочке-выручалочке.
Стук, стук, стук! — и все трое «дома».
Ну, да Ваня на них только рукой махнул: пускай! Одного-то он приметил, — уж этот от него не уйдёт.
Добежал до угла.
— Вылазь! — кричит в дыру под сараем. — Вылазь, Санька, вижу!
Сам, конечно, ничего не видит, потому что под сараем яма, а в яме темно. Да ведь чьи-то ноги под сарай лезли? Лезли. Чьи же, как не Санькины? Девчонки уже все «дома».
А тут сам Санька выскакивает в стороне из канавки — и бегом к палочке-выручалочке.
Надо бы и Ване скорей к ней, — чтобы первому постучать, — да он растерялся.
Как же так: ведь Санька под сараем сидит!
И Ваня ещё раз крикнул в дыру:
— Вылазь, Санька! Всё равно — вылазь!
Девчонки так со смеху и покатились.
А Саня уж у палочки — стук, стук стук! — и кричит:
— Вот он — я! Води-ка в другой раз.
Тут Ваня опомнился.
А от угла не идёт.
— Ребята, — говорит, — тут что-то не так. Тут с нами ещё кто-то в хоронушки играет. Вот сюда залез, — я своими глазами видел.
Ребятишки к нему.
Он стоит белый, как берёза, глаза большие, и шепчет:
— Вот тут, вот тут сидит… Я ноги видел. Лезет — ногами брыкается.
Ребятишкам стало не по себе.
Сумерки гуще. Лес рукой подать — и стоит тёмный, страшный. В лесу — волки, медведи и — как знать? — кто ещё.
Неизвестно, кто под сарай забрался. Сидит там…
Санька — боевой парнишка — как крикнет толстым голосом:
— Кто там в яме? Объявись!
А под сараем как шебуршнёт!..
Таня, Паня, Маня как взвизгнут, как припустят бежать!
Хорошо — на меня набежали: как раз я из лесу шёл — с охоты. Еле их остановил.
Рассказали мне, как всё было.
Вижу — дело серьёзное. Пошёл к сараю. Девчонки за мной — издали.
Саня с Ваней стоят у угла — в руках уже колья у них: хотят в яму толкать.
— Обождите, — говорю. Погляжу раньше.
Поставил я ружьё к стенке, опустился на четвереньки, чиркнул спичку.
Батюшки светы, кто под сараем-то сидит!
Я руку туда — и цоп его за уши!
Уж как он ни брыкался, — так за уши и вытащил его ребятишкам.
— Видали, кого струсили?
Заяц, здоровый русачина! Вот глупый, куда схорониться вздумал.
Косой этот всю зиму потом у девчонок в избе жил. Совсем ручной стал. Девчонки его так Санькой и прозвали. Забьётся, бывало, под печь, — спит там. А крикнуть ему: «Санька, вылазь! Вылазь, Санька!»—сейчас и выскочит. Дескать, не дадут ли капустки?
Не очень-то, значит, глупый.
Да уж там глупый не глупый, а тот раз маху дал: чем ему с ребятишками в хоронушки играть, под сарай лезть, сыграл бы лучше с ними в догонялки. Припустил бы назад к лесу, откуда пришёл, — кто б его догнал!