42 
Они добрались до больницы меньше чем за двадцать минут. По дороге он постоянно наблюдал за ней, видя, как она, бледная и ослабевшая, не выказывает ни малейшего страха и не просит вести машину аккуратнее. Она даже решила не останавливаться, чтобы Молина мог ослабить на время жгут – возобновить кровообращение в ноге. Глория сделала это сама. Из раны хлынула кровь, но сиденье не запачкала, потому что девушка подложила под ногу непромокаемый плащ. «Боязливая и прекрасная, как лань», – все повторял он про себя. Молина сам удивлялся своему поведению, ему казалось, он снова становится подростком. Словно какое-то колесико его внутренних часов, намагниченное близостью девушки, начало крутиться в обратном направлении и вернуло его в прежние времена, когда он еще не был таким черствым.
Привезя ее в больницу, он остался ждать снаружи. Глория появилась спустя полчаса. Ей действительно наложили несколько швов с местной анестезией и сделали укол против столбняка. Перевязанная рана теперь была скрыта вновь пристегнутой штаниной. Немного хромая, она вышла наружу и сразу увидела Молину. «Спасибо за все», – сказала она ему, протягивая руку, еще чуть бледная от потери крови, но даже более прекрасная, чем до происшествия. Он заметил, что они держатся за руки гораздо дольше, чем того требовала обычная вежливость. «Где вы живете?», – спросил он, по ее выговору поняв, что Глория не из Бреды. «В отеле „Европа“. – „Я вас отвезу“. Молина с предупредительностью старого и услужливого шофера открыл перед ней дверцу, и девушка села в машину. Остановившись перед высокой кованой решеткой, окружавшей отель, он почувствовал себя обязанным сказать: „Несмотря на этот случай, вы настоящий походник. Ни одна женщина не осмелилась бы пойти туда наверх одна“. „Спасибо еще раз“, – ответила она, польщенная, будто для нее много значили слова этого егеря. Затем они попрощались.
В течение долгих дней он хранил в памяти все детали той встречи. Ожидая от нее звонка, – может, она поинтересуется, как его зовут, или просто расскажет, как себя чувствует после ранения, – он начал думать, что, наверное, заслуживает не просто слов благодарности. Молина спрашивал себя: помнит ли она его? Понимает ли, что благодаря случившемуся он пересмотрел свою привычку требовать с людей их долги?
10
Не было еще и десяти утра, когда Купидо оставил машину на дороге и решил пройтись до места второго убийства. Два-три километра пешей прогулки, подумал он, пойдут только на пользу.
Размашистыми шагами Рикардо двинулся к цели, хотя здесь удобнее было бы проехать на джипе. Иногда над его головой сплетались усталые кроны сосен, скудно цедившие лучи ноябрьского солнца; кое-где ветки со стороны дороги были серыми от пыли, в то время как листва, обращенная в сторону леса, оставалась зеленой, – значит, за последние два дня мимо проехало немало машин. То там, то здесь он встречал знаки, запрещающие разведение костров или охоту, большинство из них были продырявлены пулями горе-охотников, не умевших попасть в бегущего оленя.
Несмотря на то что осень уже давно вступила в свои права, погода стояла хорошая, в безоблачном небе не было и намека на приближение дождя. Лес наполнился гомоном птиц, далеких от насилия и людских страхов. Достаточно было сойти с просеки и углубиться в чащу, где землю ковром устилали сухие листья, улитки и засохшие насекомые, чтобы очутиться в другом мире, куда не ступала нога человека. Всего несколько минут ходьбы, и вы оказывались в девственном и неизведанном месте, там было много зверей, которые скрывались от посторонних глаз, но все же оставляли какие-то знаки. Интересно, сколько людей схоронил этот лес? – спросил себя Купидо. Сколько краденого, сколько оружия спрятано здесь, сколько недоношенных младенцев, сколько важных улик? Лес проглатывает и хранит все, что ему по душе, и человеческие останки, которые так ненавидит море, всегда выплевывающее тела на берег. И возможно, оттого, что каждая эпоха, словно древний и жестокий бог, требует кровавой жертвы, чаща продолжает охранять свое одиночество и свою тайну. Приходящая время от времени смерть – это дань, необходимая, чтобы дети и дальше считали лес обителью чудовищ.
Известно, что места, внушающие ужас, часто таят сокровища. Ведь когда-то человек открыл, что огонь, так необходимый для жизни, спит в лесу – в треске полена, охваченного пламенем. Человек всегда руководствуется либо страхом, либо искушением. Он не может жить без даров леса, но бежит оттуда, когда видит мрачные тени.
42 
