– Вы забыли меня о чем-то спросить? – спросил Арменголь глухим и сиплым от табака голосом. Он стоял с двумя банками пива в руках, так и не открыв их.
– Я пришел попросить вас кое о чем.
– Не думаю, что могу помочь, – ответил тот с недоверчивым и унылым лицом.
– У вас есть ключи от квартиры Глории?
– От ее дома?
– Да.
– Почему вы хотите это знать?
– Мне нужно туда попасть.
– Почему вы не попросите у Англады?
– Я уже не работаю на него.
Арменголь посмотрел на него с удивлением, но не решился спросить причину. Он щелчком открыл банки и вручил ему одну, не предлагая стакан, жестом, который выдавал не расположение, а лишь равнодушие и усталость.
– Было совершено другое убийство, очень похожее на первое, и он думает, что все это дело рук сумасшедшего. Что нет смысла продолжать тратить его деньги.
– А вы все еще думаете, что это кто-то из ее знакомых.
– Да, – ответил Купидо твердо.
– И продолжаете искать, хотя вам никто не платит?
– Да.
Арменголь скривил губы и покачал головой, словно в первый раз согласился с Англадой, желая, чтобы все это поскорее забылось.
– И что вы надеетесь найти у нее дома?
– Дневник.
Детектив заметил, как тот насторожился, и, хотя он научился не доверять выражению лица собеседника, искорки страха и ревности, появившиеся на нем, были слишком неожиданными и отчетливыми, чтобы сомневаться в их искренности.
– Вы знали о нем? – спросил Рикардо.
– Совсем забыл, но теперь, когда вы сказали, начинаю вспоминать, что Глория иногда говорила о дневнике. Думаю, она записывала туда все важное, что с ней случалось. Вы поэтому хотите?.. – Он замолк, словно вдруг осознал, что и его личная жизнь могла быть задета в этом дневнике, и, возможно, не самым элегантным образом. Что писала Глория о нем не в то, первое время, когда он ей еще нравился, когда она побуждала его рисовать, а он делился с ней своими мечтами, а в последние недели, когда в ней неожиданно появились нетерпение и скука, а всякое желание пропало?
– Да.
Арменголь недовольно покачал головой.
– Нет, у меня никогда не было ключей от ее дома. Но, даже будь они у меня, я бы вам их не дал, – заключил он упрямо и твердо.
Они молча смотрели друг на друга в течение нескольких секунд. Детектив, удивленный неожиданным сопротивлением этого человека, который отреагировал на угрозу разрушения последних редутов своего личного мира или гордости с энергией, которой сыщик не предвидел.
– Вы не имеете права влезать в ее интимную жизнь, – резко заявил Арменголь. Резинка черных носков впивалась в его тощие и белесые, почти безволосые икры.
– Я стремлюсь влезть в интимную жизнь не Глории, а ее убийцы.
– Этим вы ее не вернете, – ответил тот, потом встал и добавил: – Теперь уходите. Я не могу и не хочу помогать вам.
Детектив молча подчинился. Полный сомнений, он услышал, как захлопывается дверь за его спиной.
Галерея закрылась в девять часов, но снаружи Купидо увидел, что ключи висят в шкафчике и свет еще горит, освещая несколько пейзажей. Сыщик быстро окинул взглядом выставленные работы и подумал, что от них за версту пахнет коммерцией и что Глории бы это не понравилось. Теперь, когда ее не стало, единственная хозяйка, казалось, больше заботится о хороших продажах, чем о художественной ценности картин. Рикардо увидел Камилу, несколько раз мелькнувшую в дверном проеме своего кабинета, и пару секунд раздумывал, звать ее или нет, – здесь он тоже не надеялся на успех. Кроме того, Купидо устал, день был длинным – сплошные разъезды и болтовня. Однако сейчас подходящий момент, чтобы заговорить с Камилой, пока вокруг нет клиентов. Он нажал звонок, высоко прикрепленный к дверному косяку. Женщина выглянула из кабинета. Она сразу же узнала сыщика и решительно зашагала к двери, стуча высокими каблуками.
– Не ожидала снова вас увидеть, – поприветствовала она детектива. В этот раз Камила была накрашена меньше, ограничившись легкими штришками, и Купидо показалось, что теперь она использовала макияж не как заслон против вторжения в свое личное пространство, а как действенное оружие обольщения. Потому что макияж, думал он, всегда продолжение того, чего хочет или боится женщина, это свидетельство ее неуверенности или сигнал о намерениях.
– Хотел попросить вас об одолжении.
– Вы еще продолжаете расследование? – спросила она удивленно. – Маркос сказал, что вы распрощались.