Церемонию провел лондонский епископ Уильям Лод, помогал ему епископ Норвик, а крестными отцом и матерью были мой брат, король Франции, и моя мать; конечно, они не могли присутствовать лично, и их представляли герцогиня Ричмонд и маркиз Гамильтон.
Мой ребенок стойко выдержал всю церемонию, не слишком сильно протестуя, и после обряда крещения получил имя Карл.
А потом мы занялись поисками кормилицы. Муж мой сказал, что она должна быть родом из Уэльса, так как по традиции принц Уэльский первые свои слова должен произнести на языке жителей этого края, а уж потом может говорить по-английски сколько душе угодно.
Как я была счастлива в те дни! Иногда я снова пытаюсь воскресить их в своей памяти. Это было прекрасно – знать, что у тебя есть долгожданный ребенок и преданный муж! Карл не отходил от нас ни на шаг. Король всеми силами старался порадовать меня, и забота мужа доставляла мне огромное удовольствие. А еще я страшно гордилась, что подарила своему супругу и его королевству наследника – пусть даже такого безобразного, как мой сын.
Юный Карл быстро рос, но миловиднее не становился. Его кормилица утверждала, что в жизни не видела более неугомонного и прожорливого младенца. Все говорило за то, что он будет высоким; уже сейчас он выглядел слишком крупным для своего возраста и походил скорее на трехмесячного мальчугана, чем на ребенка нескольких недель от роду. Я часто смотрела на сына, лежавшего в колыбели, и тогда он тоже устремлял на меня сосредоточенный взгляд. Нос у этого ребенка был слишком велик для младенца, а живые глаза малыша перебегали с одного предмета на другой и, казалось, видели все вокруг.
– Ты будешь замечательным мужчиной, – говорила я ему; и он смотрел на меня так разумно, что я воображала, будто он меня понимает.
Мне необходимо было написать Мами и рассказать ей о своем сыне все-все. У нее тоже был ребенок, так что она прекрасно понимала, сколько радости приносит женщине материнство. Когда я писала Мами, мне казалось, будто я беседую с ней, и наша переписка служила мне немалым утешением в разлуке с дорогой моей подругой.
И вот я снова взялась за перо.
«Милая Мами!
Муж кормилицы моего малыша отправляется во Францию, и я пишу сие послание, рассчитывая, что Ты догадаешься хорошенько расспросить этого человека и он расскажет Тебе все новости о моем сыне… Малыш столь безобразен, что я стыжусь его; впрочем, он такой крупный и толстый, что это восполняет недостаток красоты. Мне хотелось бы, чтобы Ты увидела сего джентльмена, ибо он отличается весьма незаурядной наружностью; он так серьезен всегда и во всем, что я подозреваю: он гораздо умнее меня самой…
Заверяю Тебя: я не пишу Тебе так часто, как могла бы, вовсе не из-за того, что перестала любить Тебя; нет, честно говоря, виною тому – моя леность. А кроме того, мне стыдно признаться, но, кажется, талия моя снова начинает округляться. Впрочем, я еще не совсем уверена в этом.
Прощай. Пора отдавать письмо, человек ждет.
Твой преданный друг
королева Генриетта-Мария».
Да, я действительно снова была беременна. Это открытие не слишком расстроило меня, ибо мой маленький мудрый Карл заставил меня страстно желать второго ребенка.
Король тоже был очень рад. Ведь было бы совсем неплохо, если бы у нас появилось несколько детей; и хотя маленький Карл уже в колыбели выглядел так, что было ясно – он способен постоять за себя, все же – кто знает… Никогда нельзя забывать о чуме и прочих ужасных вещах.
Короли и королевы должны иметь многочисленное потомство. Ну, кажется, теперь, когда начало положено, я смогу достойно выполнить свой долг.
То, что я стала нежной женой и матерью, ничуть не изменило моего характера. Я по-прежнему очень любила танцевать, и хотя из-за беременности мне приходилось вести себя осмотрительно, я, как и встарь, обожала пиры, представления и балеты. И еще я была без ума от карликов. Маленькие люди восхищали меня, и когда два человечка из тех, что принадлежали мне, решили пожениться, я была просто в восторге. Я заявила, что мы должны устроить для них праздник. Так мы и сделали, и я получила огромное удовольствие, распоряжаясь подготовкой к свадьбе. По этому случаю я написала пьесу для театра масок, а также организовала музыкальное представление. Наш великий поэт Эдмунд Уоллер сочинил лирические стихи, которые были положены на музыку. Я спела несколько песен – но, конечно, не тех, в которых восхвалялась моя красота. При королевском дворе ходило множество таких песен, и я была достаточно тщеславна, чтобы наслаждаться ими.