24 
Получив письма отца, она предлагала его идеи вниманию Генриха, но всегда делала это таким образом, чтобы не показалось, что она получает указания от Испании.
«Король Франции,— писал Фердинанд,— враг обеих наших стран. В одиночку нам было бы трудно ослабить его, но совместно...»
Генриху нравилось совершать с ней прогулки по садам, окружающим его дворцы. Когда он чувствовал к ней особенную нежность, он брал ее за руку, и они уходили вперед от небольшой группы придворных; время от времени он наклонялся к ней и шептал что-то на ухо, как любовник.
В один из таких моментов она сказала ему:
— Генрих, во Франции есть провинции, по праву считающиеся английскими. Теперь, когда на троне молодой король, ты не думаешь, что народ хотел бы, чтобы эти провинции были возвращены короне?
У Генриха заблестели глаза. Он всегда страстно желал завоевать Францию. Подумывал о том, что довольно уже пустых триумфов на турнирах и маскарадах. Он желал показать своему народу, что не только силен духом и телом, но и воин. Ничто в то время не могло доставить ему большего удовольствия, чем мысль о военной победе.
— Скажу тебе вот что, Кейт,— произнес он.— Я всегда мечтал вернуть английской короне наши владения во Франции.
— Разве союз с моим отцом, который тоже считает короля Франции своим врагом, не был для нас наилучшей возможностью для этого?
— Семейное дело. Мне это нравится. Твой отец и я выступаем вместе против французов.
— Полагаю, мой отец был бы готов заключить договор, в котором вы с ним условились бы напасть на французов.
— Так ли это, Кейт? Тогда напиши ему и скажи, что поскольку я так уважаю его дочь, то хотел бы, чтобы он стал моим другом.
— Ты сделал меня счастливой, Генрих... такой счастливой.
Он улыбнулся ей благодушной улыбкой.
— Мы сделаем друг друга счастливыми, да, Кейт? — Его глаза испытующе обшарили ее лицо. В них был вопрос, который ему не нужно было выражать словами. Вечный вопрос: есть какой-нибудь признак, Кейт? Какой-нибудь признак, что у нас может быть ребенок?
Катарина печально покачала головой. Сегодня он не разделял ее печаль. Мысли о войне и победе заставили его на время позабыть даже то, что он так сильно ждет сына. Генрих нежно похлопал по ее руке.
— Не бойся, Кейт. Наше невезение не вечно. У меня такое чувство, Кейт, что Англия и Испания вместе... непобедимы! Что бы они ни предприняли.
Она почувствовала, что настроение у нее поднимается. Было таким большим удовольствием видеть, что на какое-то время ход его мыслей изменился, и он не думает о деторождении; она испытывала также большое удовлетворение оттого, что Генрих так охотно пошел навстречу пожеланиям отца. Таким образом она могла одновременно угодить им обоим. И несомненно ее следующая беременность должна принести здорового ребенка!
* * *
Ричард Фокс, епископ Винчестерский и лорд хранитель печати, был глубоко обеспокоен и просил заехать к нему Томаса Ховарда, графа Сюррея, и Уильяма Уорэма, архиепископа Кентерберийского.
Шестидесятичетырехлетний Фокс был столько же политик, сколько и церковный прелат. Он оставался лояльным Генриху VII и сотрудничал с королем со времени победы при Босфорде, получив от этого монарха должности главного министра и лорда хранителя печати. После его кончины Генрих VII рекомендовал своему сыну взять своим наставником Ричарда Фокса, и молодой Генрих был готов последовать этому совету, особенно когда против его женитьбы на Катарине стал возражать Уорэм.
Фокс, будучи политиком, поддерживал эту женитьбу, потому что считал союз с Испанией выгодным. Уорэм же, как церковный деятель, полагал, что для короля можно было бы подыскать более подходящую супругу чем вдова его брата. То, что Фокс поддерживал женитьбу, повысило его в глазах короля по сравнению с архиепископом Кентерберийским; теперь же Фокс стал испытывать беспокойство, видя, как богатства страны, которые он с таким тщанием помогал собирать Генриху VII, проматываются молодым королем на разные экстравагантные эскапады.
Но на этот раз он намеревался обсудить со своими двумя коллегами не этот вопрос — возникло нечто более важное.
Уильям Уорэм, который, быть может, на год или два был моложе Фокса, также служил Тюдорам верой и правдой. Генрих VII сделал его лордом-канцлером и почти девять с лишним лет он был хранителем большой государственной печати. Хотя по некоторым вопросам он не сходился с Фоксом, оба они чувствовали, какая это ответственность направлять молодого врача, которому не хватало предусмотрительности и бережливости отца.
24 
