— Это же не означает, что они на самом деле выдвинут обвинение, — сказала она. — Ведь правда, Крис?
— Ливи. — В его тоне прозвучало мягкое предостережение: лги, если тебе так нужно, но только не себе.
— Они не выдвинут обвинение. — Рука Ливи стиснула фотографию в комок. — А если даже и выдвинут, что такого? Ему ведь только исполнилось шестнадцать. Как поступают с подростками, которые нарушают закон в шестнадцать лет?
— Дело ведь не в этом.
—Их посылают в исправительные учреждения. Заставляют ходить в школу, обучают профессии. В газете говорится, что он не ходил на занятия, так что если кто-то заставит его учиться, а у него не будет выхода, потому что больше нечем будет заняться, когда он туда попадет…
Крис даже не стал спорить. Дурой Ливи не была. Через минуту она поймет, что строит свои предположения на песке, поймет, даже если не захочет в этом признаваться.
Она отпустила газету. Правую руку прижала к животу, словно внутри у нее что-то болело, а левой обвила ногу Криса и прильнула к нему. Он погладил ее по щеке большим пальцем.
— Он признался, — проговорила она. — Крис, он же признался. Он там был. В газете пишут, что он там был. Что у полиции есть доказательства. Если он там был и признался, тогда, должно быть, он это и сделал. Неужели ты не понимаешь? Или может, это я неправильно все поняла?
— Не думаю, — ответил Крис.
— Тогда почему? — Она крепче обхватила его ногу на втором слове. — Почему полиция его арестовала? Почему он признался? Почему продолжает твердить, что убил своего отца? В этом нет смысла. Должно быть, он знает, что в чем-то виновен. Вот так. Так должно быть. Он в чем-то виновен. Просто он не говорит, в чем. Тебе не кажется, что ситуация именно такова?
— Мне кажется, что он потерял своего отца, Ливи. Потерял его внезапно, совершенно неожиданно. Ты не думаешь, что это могло так сказаться на нем? Каково это — сегодня твой отец жив, а потом вдруг умер, а у тебя даже не было возможности с ним попрощаться?
Она отпустила его ногу.
— Это нечестно, — прошептала она. Но он продолжал:
— Как ты тогда себя повела, Ливи? Трахала какого-то парня, которого сняла в баре, да? Он предложил тебе пятерку, если ты дашь ему по полной программе, а ты в тот вечер была пьяна и чувствовала себя настолько хреново, что тебе было наплевать, что с тобой будет дальше. Потому что твой отец умер, а тебе даже не позволили прийти на его похороны. Так это было? И с этого все и пошло? Разве это не было безумием, в которое ты впала из-за твоего отца? Даже если ты не хочешь это признать?
— Это другое дело.
— Боль одна и та же. Вопрос в том, как ты с ней справляешься.
— То, что он говорит, он говорит не для того, чтобы справиться с болью.
— Ты этого не знаешь. И даже если бы знала, это не имеет значения.
Она высвободила голову из-под его ладони, разгладила газету и принялась ее сворачивать. Положила к другим, купленным этим утром, но оставленным без внимания. Она подняла голову и устремила взгляд на остров Браунинга, приняв ту же позу, в которой Крис нашел ее, когда привел с пробежки собак.
— Ливи, ты должна им сказать.
— Я ничего им не должна. Я никому ничего не должна.
На лице ее застыло каменное выражение, которое она принимала всегда, когда хотела закончить разговор. Если так, спорить дальше было бессмысленно. Крис вздохнул, коснулся пальцами макушки Ливи, где в беспорядке отрастали вихры.
— Нравится тебе это или нет, но дело тут именно в том, кто кому должен, — сказал он.
— Я, черт возьми, не должна им…
— Не им. Себе.
Линли приехал домой первым. Дентона он застал в гостиной, посреди дневного чаепития — чашка в руке, ноги на кофейном столике, голова откинута на спинку дивана, глаза закрыты. Из динамиков неслась, оглушая, музыка Эндрю Ллойда Уэббера, и Дентон завывал, подпевая Майклу Кроуфорду. Линли лениво подумал, когда же, наконец, «Призрак оперы» выйдет из моды. Поскорей бы!
Подойдя к стереосистеме, Линли убрал звук, предоставив Дентону довывать мелодию до конца в относительной тишине.
— Вы фальшивите, — сухо произнес Линли. Дентон вскочил.
— Простите, я только…
— Все в порядке, суть я уловил, — перебил Линли. Дентон поспешно поставил чашку на столик, смел в руку крошки и высыпал их на поднос, где, аппетитно разложенные, красовались сэндвичи, печенье и виноград. Как ни в чем не бывало он спросил:
— Чаю, милорд?
— Я ухожу.
Дентон перевел взгляд с Линли на дверь: