43 
Магнус дал мне копию карты. Я храню ее в ящике вместе с дневником. Жаль, что у меня нет надежного тайника — какого-нибудь ящика, который я могла бы запирать, где могла бы держать свои секреты. Однако, возможно, самое надежное место — в глубине комода. Никому не придет в голову рыться в моих перчатках и шарфах, а если бы я что-то запирала, можно было бы подумать, что мне есть что прятать. Эта одержимость поисков надежного места появилась только после смерти отца.
Я часто достаю карту и смотрю на нее. Мечтаю о том, чтобы плавать по этому морю, среди этих островов. Как бы мне хотелось посетить Гавайи, Таити… А эти новые открытия!
В один прекрасный день мы с Магнусом найдем его остров. Я буду вспоминать то, что происходит сейчас, и смеяться над собой. Это просто воображение, я выдумываю то, чего нет на самом деле. Наделяю Десмонда Фидерстоуна недобрыми намерениями, как когда-то свою мачеху.
Десмонд Фидерстоун на несколько дней уехал, и какое это было облегчение! Я действительно делаю целую историю из этого человека. Что такого он сделал — разве что навязался к нам в дом и сделался мне особенно противен. Однако, с другой стороны, он бы не остался, не позволь ему этого мачеха. Она могла велеть ему убраться, если бы захотела, и я бы ее в этом поддержала. Иногда мне кажется, она этого не хочет. Но почему?
Разумеется, вскоре Фидерстоун вернулся и снова стал жить с нами.
Он всегда ест с нами. Ему нравится подаваемая пища и особенно вино из наших подвалов. Я не раз видела, как он вытягивает ноги и оглядывает комнаты с удовлетворением, почти с хозяйским видом. Это меня раздражает. Почему мачеха не велит ему убираться?
Сегодня я была у Магнуса и, хотя раньше ничего не говорила, сегодня я все выложила.
Я заявила:
— Терпеть не могу этого человека. Он меня пугает. Он так бесшумно двигается. Сидишь в комнате, поднимаешь глаза — и обнаруживаешь, что он следит за тобой. Ох, Магнус, в доме все так изменилось.
— Так оно и должно было быть… после смерти твоего отца. Ты любила его… и у тебя ведь нет настоящей матери.
— Мой брат погиб, — ответила я. — Отец умер. Понимаешь, в каком-то смысле я совсем одна.
— Как ты можешь быть одна, когда я рядом? — отозвался Магнус.
— То, что ты рядом, замечательно. И я очень счастлива. Просто у меня такое ужасное ощущение, что что-то может произойти… до того… до того, как я смогу быть с тобой.
— Что же может произойти?
— Не знаю. Что-нибудь. Ожидание кажется мне таким долгим.
— На следующий год в апреле, — сказал Магнус, — мы уедем ко мне домой. Там мы побудем некоторое время и все спланируем. Мы будем вместе открывать новые земли и будем вместе до конца наших дней.
— И найдем наш остров.
— Как ты находишь карту?
— Она мало что мне говорит. Просто синее море и остров и материк, и другие острова. Мне бы хотелось увидеть картину с изображением острова.
Магнус рассмеялся:
— Мы ведь собираемся искать его.
— Мы не будем жить там?
— О нет, не думаю, что мы сможем это сделать. Но мы навестим его жителей. И тоже заразимся их счастьем. Может быть, поможем им сбывать золото.
— Но ведь это изменит их! Я думала, что их счастье объясняется простотой их жизни, а мысль о том, что они обойдутся без золотых горшков, продавая их торговцам, как-то портит мечту.
— Мы поедем и вместе разберемся, что нам делать. Пока мы вместе, я буду счастлив.
— Жаль, что сейчас еще не апрель.
— Может, нам пожениться раньше?
— О… а это можно?
— Энн Элис, ты что, действительно боишься?
— Н-нет… В общем-то, не очень. Наверное, я слишком стремлюсь начать новую жизнь вместе с тобой.
Мы засмеялись, поцеловались, обнялись. Время, что мы проводим вместе, для меня всегда совершенно счастливое. Пока я писала, я услышала шаги на лестнице. Я прислушалась. Раздался тихий стук в мою дверь. Я поспешно сунула дневник в ящик. Это была мачеха.
— Я знала, что ты еще не спишь, — сказала она.
— Вы очень бледны, — заметила я. — Вам нездоровится?
Говоря это, я раздумывала, не нарочно ли она выглядит нездоровой. Я знала, что у нее были таинственного вида баночки с лосьонами и кремами, которыми она умащивала кожу, и мне пришло в голову, что она могла выглядеть бледной или румяной в зависимости от настроения. Мачеха притронулась к голове.
— У меня головные боли. С тех пор, как умер твой отец. Я должна была догадаться, что он долго не протянет. Но ведь казалось, что ему действительно лучше. Я должна была быть готова к этому. Однако, когда все случилось, это было таким потрясением. Иногда у меня такое чувство, что я никогда не оправлюсь.
43 
