Отец был банкиром и членом правления нескольких компаний. Каждое утро к парадному крыльцу подавали карету. Экипаж должен был сверкать, а ливрея кучера находиться в идеальном порядке. Даже маленькому груму, стоявшему за запятках во время езды и соскакивавшему на землю, чтобы открывать дверцы, полагалось выглядеть безупречно.
Отец обладал главными качествами джентльмена: он был богат и отличался высокими принципами.
Мисс Белл, наша гувернантка, очень его почитала.
— Никогда не забывайте, — говорила она нам, — что ваш отец является источником всего вашего благополучия.
Я не преминула заметить, что, по моим наблюдениям, окружающие не всегда чувствовали себя свободно в его присутствии, так что, возможно, из этого источника изливалось не одно благополучие.
Милая мисс Белл часто приходила от меня в отчаяние — она так близко принимала к сердцу миссию, возложенную на нее Господом Богом и великим мистером Трессидором. Она была чрезвычайно почтительна, благоговела перед высокими качествами своего работодателя, не ставила под вопрос его собственную оценку своих достоинств (эта оценка, впрочем, была всеобщей) и всегда помнила, что как бы исполнительна она ни была, как бы хорошо ни справлялась со своими обязанностями, она принадлежала всего лишь к неполноценному женскому полу.
Думаю, что я была неприятным ребенком, потому что никогда не соглашалась беспрекословно с тем, что мне говорилось, и не пыталась этого скрыть.
— Почему, — как-то спросила Оливия, — ты любишь все толковать по-своему и извращать сказанное?
— Потому, наверно, — ответила я, — что люди не всегда бывают правдивы. Часто они говорят то, что, по их мнению, нам следует думать.
— Гораздо проще верить им на слово, — заметила Оливия.
Это была ее типичная позиция, благодаря которой все называли сестру хорошим ребенком. Я же считалась бунтаркой. Как странно, часто думала я, что мы сестры. Мы так непохожи друг на друга.
По утрам мама никогда не вставала до десяти часов. Эвертон, ее горничная, приносила ей в это время чашку горячего шоколада. Мама была очень красива, ее часто упоминали в светской хронике. Мисс Белл иногда показывала нам эти газеты. «Красавица миссис Трессидор» на скачках… на светском рауте… на благотворительном балу. Ее так всегда и называли: «красавица миссис Трессидор». Ее красота и высокие моральные качества отца внушали нам благоговейный трепет. Порой мне приходило в голову, что именно поэтому жизнь в нашем доме была совсем нелегкой. Иногда мама была очень ласкова с нами, но иногда будто нас не замечала. Случалось, что она горячо нас обнимала и целовала — особенно меня. Я не понимала почему и надеялась, что Оливия не обращает на это внимания. У мамы были сверкающие карие глаза и густые каштановые волосы. Рози Ранделл, одна из наших горничных, сообщила мне по секрету, что Эвертон прилагает огромные усилия, чтобы сохранить цвет этих прекрасных волос при помощи каких-то таинственных притираний. Поддержание маминой красоты было, по-видимому, всепоглощающим занятием. Эвертон превосходно с этим справлялась и держала всех домочадцев в страхе Божьем, требуя абсолютной тишины, когда мама отдыхала с ледяными примочками на веках или когда ловкие руки этой преданной горничной осторожно массировали ей лицо. Они вели бесконечные разговоры о последних веяниях моды.
— Нелегкое это дело быть красавицей, — сказала я однажды Оливии.
Бывшая при этом Рози Ранделл согласилась со мной.
— Еще бы! — подтвердила она.
Высокого роста, интересная, Рози Ранделл выделялась среди горничных. Как правило, прислуживающих за столом девушек выбирают за их внешность. Они принадлежат к категории слуг, которых видят посетители, а некрасивые могут создать плохое впечатление о доме. Я часто думала, что в лице Рози мы обладаем настоящим сокровищем.
При гостях Рози вела себя очень сдержанно. Ее замечали. На нее оборачивались. Она сознавала это и принимала молчаливые знаки внимания с таким же молчаливым достоинством. Но с Оливией и со мной (а она ухитрялась часто видеться с нами) Рози становилась совсем другим человеком.
Мы обе были очень к ней привязаны. Совсем немногие вызывали у нас подобные чувства. Наш отец был слишком добродетельным, наша мать — слишком красивой. А мисс Белл, при всех ее достоинствах и хорошем к нам отношении, ласковой нельзя было назвать.
Рози обладала добрым сердцем и никого не боялась. Оливия как-то пролила соус на чистый фартук. Рози, подмигнув нам, сразу унесла его, постирала и погладила так быстро, что никто и заметить не успел. А когда мне случилось разбить севрскую вазу, стоявшую на этажерке в гостиной, Рози так переставила там безделушки, что это не бросалось в глаза.