Особенно,... 
116 
Потом заиграл орган, и в горле у Валландера тотчас встал комок. Похороны всегда были для него тяжелым испытанием. Он уже теперь со страхом думал о том дне, когда ему придется идти за гробом отца. Похороны матери одиннадцать лет назад по-прежнему пробуждали тягостные воспоминания: он должен был произнести у гроба короткую речь, но не выдержал и бросился вон из церкви.
Стараясь обуздать волнение, он разглядывал людей в часовне. Далеко впереди сидел Роберт Окерблум с дочками, одетыми в белое. Рядом - пастор Туресон, который должен был совершить погребальный обряд.
Внезапно у Валландера мелькнула мысль о наручниках, найденных дома у Окерблумов, в ящике письменного стола. Неделю с лишним он и не вспоминал о них.
Существует полицейское любопытство, выходящее за пределы непосредственного расследования, думал он. Долгие годы мы непрерывно копаемся в самых сокровенных людских тайниках, и, наверное, из-за этого с нами что-то происходит. Я знаю, эти наручники не имеют касательства к теперешнему расследованию. Не играют ни малейшей роли. И все же мне очень хочется выяснить, почему они лежали в ящике. Понять, что они означали для Луизы Окерблум, а может быть, и для ее мужа.
Валландер сердито отбросил эти мысли и сосредоточился на заупокойной службе. Меж тем как пастор Туресон произносил положенные слова, он на миг встретился взглядом с Робертом Окерблумом. И даже издали прочел в его глазах бесконечную скорбь и одиночество. В горле опять встал комок, из глаз брызнули слезы. Чтобы взять себя в руки, он стал думать о Коноваленко. Как, вероятно, и большинство шведских полицейских, в глубине души Валландер не был убежденным противником полного запрета смертной казни. Если забыть о скандале, который разразился, когда смертную казнь отменили даже для тех, кто во время войны изменил родине, он не то чтобы полагал ее возможной карой за определенные типы преступлений. Просто иногда сталкивался с жестокими убийствами, изнасилованиями, преступлениями на почве наркотиков, которые были полны такого презрения к человеку, что у него непроизвольно мелькала мысль: подобные люди не вправе жить на свете. Он прекрасно понимал, что его резоны противоречивы и такой закон невозможен и даже нелеп. Это говорил его подсознательный опыт, невзвешенный, мучительный. Все то, что ему как полицейскому приходилось видеть. И что вызывало в душе иррациональный и болезненный отклик.
Когда служба закончилась, Валландер пожал руку Роберту Окерблуму и стоявшим рядом людям. Смотреть на девочек он не рискнул, опасаясь собственных слез.
На улице пастор Туресон отвел его в сторону:
- Большое спасибо, что вы пришли. Мы не рассчитывали, что полиция пришлет кого-то на похороны.
- Я представляю только себя самого, - ответил Валландер.
- Тем лучше, - сказал пастор Туресон. - Вы по-прежнему разыскиваете виновника этой трагедии?
Валландер кивнул.
- Но вы его поймаете?
Валландер опять кивнул:
- Обязательно. Рано или поздно. Как Роберт Окерблум? И девочки?
- Он ищет опоры в поддержке общины, - ответил пастор. - И у него есть Бог.
- Значит, он по-прежнему верует, - тихо сказал Валландер.
Пастор нахмурился:
- А почему он должен оставить Бога из-за того, что люди причинили зло ему и его семье?
- Действительно. Почему?
- Через час у нас в церкви собрание. Приходите, мы будем рады.
- Спасибо, - ответил Валландер, - но меня ждет работа.
Они обменялись рукопожатием, Валландер пошел к машине и вдруг заметил, что вокруг бушует весна.
Скорей бы уж Виктор Мабаша уехал, подумал он. Скорей бы арестовать Коноваленко. Тогда можно будет и весне порадоваться.
Утром в четверг Валландер отвез дочь к своему отцу в Лёдеруп. И она вдруг надумала остаться там до завтра. Посмотрела на одичавший сад и решила до возвращения в Истад навести порядок. Но одного дня на это явно не хватит.
- Если передумаешь, позвони, - сказал Валландер.
- Можешь сказать мне спасибо за то, что я убрала твою квартиру, - сказала Линда. - Ведь там ужас что творилось.
- Знаю. Спасибо.
- Сколько мне еще придется пробыть здесь? У меня в Стокгольме вообще-то много дел.
- Недолго, - ответил Валландер, чувствуя всю неубедительность своих слов. Но к его удивлению, дочь больше ничего не сказала.
Вернувшись в Истад, Валландер имел продолжительную беседу с прокурором Окесоном. А до того вместе с Мартинссоном и Сведоергом привел в порядок все следственные материалы.
116 
