61 
А следы коровьи всё уже да уже. Вот уж, видно, гуськом шли и дорожку протоптали, и дорожка ведёт на кручу. Да так круто, что я уж стал на четвереньках царапаться. А сам думаю: мне здесь через силу, а как же коровам тут лазать? Удивительные какие коровы! Здесь только козам скакать.
И вот уж я долез до самого верха: вниз глянуть страшно. И вот передо мной камень; прямо не знаю, как влезть.
Я уцепился руками, поддал ногами и выскочил животом на камень.
Вот бы передохнуть!
Какое тут передохнуть! В десяти шагах от меня стоит большой, рогатый зверь, весь лохматый, шерсть до полу и на ногах острые копыта. И прямо на меня глядит.
Поглядел немного и пошёл на меня.
Я подумал: "Назад надо!"
Да куда там назад: если мне с этого камня под кручу прыгать, так я покачусь вниз, как камешек, и останутся от меня одни «дребезги». Туда вниз посмотреть — и то голова кружится.
А спереди — этот рогатый. Сейчас как боднёт!..
У меня душа в пятки ушла. Закрыл я глаза со страху: будь что будет!
И вот с закрытыми глазами слышу: зверь ко мне подходит. Вот совсем подошёл.
Слышу, как жарко дышит.
Я не выдержал, один глаз приоткрыл, а мы с ним — нос к носу!
Он воздух ноздрёй потянул, фыркнул в бок. Повернулся и… потихоньку пошёл назад.
Я дух перевёл: не хочет, значит, меня бодать! Раздумал.
Я встал на ноги. И вот что я увидел: целое стадо таких зверей, штук двадцать, паслось тут на горе. Каждый из них, если б захотел, мог меня забодать и растоптать. Но, видно, никто из них не собирался на меня нападать.
Я вдруг вспомнил, что видел таких на картинке, даже вспомнил, как назывались. Называется этот зверь — овцебык.
Я огляделся — и там, за быками, увидел море. Подумал: "Ничего, пока они меня не трогают, я, может быть, угляжу спуск и пойду вокруг горы".
Спуска я никакого не нашёл и тут услышал гудок нашего парохода. Это значит: хватились меня, зовут. А меня-то нет, и никто не знает, что я на этой горе. Людей тут нет. Пропаду!
Мне оставалось одно — идти прямо на быков. Эх, была не была! Распугаю.
А самому — во как страшно!
Я заорал не своим голосом. Завертел руками, как мельница, и ногами затопал.
Быки все на меня оглянулись, своих телят и маток затолкали в середину, сами вокруг стали и рога вперёд выставили.
Я сразу присмирел и даже на землю сел. А быки постояли-постояли, — видят, что я ничего не делаю, и опять взялись траву щипать.
А пароход гудит, гудит!
Я чуть не заплакал. Я снял фуражку и стал быкам говорить — никого не было, так что не стыдно.
Я сказал:
— Вы знаете, честное слово, мне просто на пароход надо! Я никому ничего не сделаю. Только, пожалуйста, пожалуйста, не бодайте меня, не кусайте меня!.. Я только пройду, честное слово!
Быки посмотрели, как я говорю, и ничего.
Я пошёл. Прямо на стадо. Всё приговаривал сначала:
— Миленькие, я, честное слово, только так… Я на пароход.
Одного даже слегка погладил.
Потом пришлось протолкнуться между двумя. Тут уж я посмелей:
— Дорогу-то дайте же, в самом деле! А то стали — ни пройти ни проехать!
Дальше смотрю: один лёг как раз у меня на пути.
Я уж крикнул:
— А ну, вставай!
Лежит, проклятый, и ухом не ведёт.
— Да вставай ты!
Я вплотную подошёл и ткнул ему под брюхо ногой.
Ух, шерсть какая на них большая: сапог так и ушёл, как в сено!
А бык ничего: только мыкнул, не спеша встал на колени, как домашняя корова, поднялся и отошёл нехотя вбок. Я его ещё ладошкой подтолкнул.
Я прошёл через стадо. Спустился с горы и побежал по долинке — скорей к морю! Пароход уже гудел тревожно.
Я бежал со всех ног. Всё думал, какие это быки на вид только страшные, мохнатые. А если их выстричь, как овцу, окажется лёгкая зверюшка, вроде козы. Понятно, что они на такие кручи царапаются: копытца-то у них острые.
Вдруг смотрю: что такое? Две собаки.
Нет, какие там собаки, — волки! Чистейшие полярные волки. Этих-то я уж знаю. Не раз с парохода видел.
И бегут прямо на меня. Нюхают землю, меня не видят.
Ветер дул от них, и моего человеческого духа на них не несло. Они меня не чуяли и бежали, глядя в землю.
Я встал как вкопанный: авось не заметят, пробегут мимо.
А они всё ближе да ближе.
И тут, понимаете, что случилось: мушка, паршивенькая маленькая мушка села мне на нос.
Я рукой боюсь шевельнуть: где тут до мухи, когда волки сейчас съедят? А она, дрянь, на свободе расхаживает да мне в нос.
И вот что тут случилось.
Защекотало, защекотало у меня в носу, я как чихну — ап-чхи! Во весь дух.
Волки стали. На миг глянули на меня… Да как бросятся наутёк. Только я их и видел.
Я припустил вперёд и скоро прибежал к морю. В лодке уж меня ждали, и пароход ругался — гудками, конечно.
На пароходе я спросил капитана:
— Какая это земля?..
— Восточный берег Гренландии, — ответил капитан.
— Ну, ладно, — сказал я. — Но что же это за страна такая? Ведь здесь всё шиворот-навыворот: зайцы сами тебе чуть за пазуху не скачут, диких быков — хоть поленом гоняй, а волки от человеческого чиху, как от пушки, врассыпную!
И про себя подумал: "Совсем как мне маленькому хотелось, чтобы соль на хвост сыпать".
Капитан улыбнулся.
— А это, — сказал он, — это вот почему. Людей тут нет. И не было. Зайцы и овцебыки совсем с человеком не знакомы. И поэтому не боятся его.
— А волки почему же боятся? — спросил я.
— А волки пришли сюда недавно. По льду перешли из Америки. И они отлично помнят, что такое человек. И что за инструмент у него — ружьё. Им и неохота связываться с человеком.
Вот что сказал мне капитан. И я думаю, что это правда.
61 
