Нат кивнул. С каждым днем подавленность и угнетенное состояние, владевшие им с самого начала, все больше слабели и отступали, и это не могло его не радовать. Однако их место постепенно занимали гнев на окружавших его людей и растущее раздражение затянувшимся пребыванием в четырех стенах без возможности выйти наружу. Кроме того — что бы там ни говорила Персис насчет поврежденных участков в мозгу, — Нат был уверен, что донорское тело пытается наладить с ним какую-то связь. И даже десять Персис не смогли бы убедить его в противном. В конце концов, это не она, а он получил в пользование чужое тело.
— Мне кажется, я чувствовал бы себя увереннее, если бы больше знал о человеке, чье тело мне досталось, — сказал Нат. — Интуиция мне подсказывает, что тогда я сумею быстрее к нему приспособиться.
Персис прикусила нижнюю губу.
— Мы так не думаем, — проговорила она.
— Зато я так думаю!
— Только не надо кричать, Нат…
— Я буду кричать до тех пор, пока вы не начнете прислушиваться к моим словам. Как-никак, я тоже врач и имею право голоса. Тем более что речь идет о моем выздоровлении.
И не успел Нат выговорить эти слова, как легкая непроницаемая улыбка, игравшая на губах Персис во время всех их подобных бесед, начала таять и вскоре растаяла совсем.
59
В конце концов Персис все же пообещала Нату, что завтра расскажет ему все подробности, касающиеся его донора. Если он, конечно, настаивает… Нат настаивал, хотя поведение Персис немало его озадачило — уж больно быстрым был этот переход от явного нежелания посвящать его в какие-либо детали к неохотному, но все же согласию. Вместе с тем он испытывал и огромное облегчение. Наконец-то он получит хоть какую-то информацию о человеке, чье тело унаследовал. Для него это огромный прорыв, важный шаг вперед.
И вот великий день настал. Охранник отвел Ната в проекционный зал, и Персис вызвала на экран несколько изображений. В самом центре помещалось снятое крупным планом лицо молодого обаятельного мужчины с темно-карими глазами и длинными каштановыми волосами. Честное, открытое и вместе с тем — совершенно обыкновенное лицо… В выражении глаз читались жадный интерес и некоторая наивность, и Нат решил, что перед ним, скорее всего, студент, еще не испытавший свои силы, но исполненный надежд, уверенный, что его жизнь будет долгой и полной удивительных открытий.
— У нас есть и видеозаписи. Хочешь посмотреть? — предложила Персис.
— Конечно.
Персис провела над компьютером электронным стило, и на экране возник студент в компании таких же, как он, молодых людей, стоявших на утесе над Большим каньоном. Молодые люди, дурачась, готовились к пешей прогулке — надевали шлемы с закрывающими лицо визорами, проверяли кислородные маски и датчики загрязненности воздуха. И конечно, шутили и смеялись, как все молодые люди во все времена. Яркое солнце то и дело попадало в объектив камеры, и тогда изображение сразу бледнело, а фигуры молодых людей словно растворялись в жемчужно-белом сиянии, становясь призрачными, почти бесплотными.
— Известно, кто снимал эту сцену? — спросил Нат, думая, что это могла быть жена или подруга донора.
— К сожалению, нет.
— А как его звали? — снова спросил Нат, пристально разглядывая фигуру молодого человека, которая стала теперь его фигурой. К сожалению, любительская съемка была не слишком удачной, изображение дергалось, выходило из фокуса, и ему никак не удавалось рассмотреть все детали.
— Иэн Паттерсон. Он жил в Альбукерке. По стечению обстоятельств он тоже был ученым, аспирантом, и готовился к получению степени доктора философии. Как ты уже знаешь, он погиб в транспортной катастрофе. С генетической точки зрения его ткани идеально совместимы с твоими, к тому же тело почти не пострадало. Именно поэтому мы…
— А что известно о его жизни? — перебил Нат.
— О его жизни?
— Да. Был ли он женат?
— Нет. Ведь ему было только двадцать шесть.
Нат заметил, что Персис пристально уставилась на экран. Она явно избегала встречаться с ним глазами.
— Что-нибудь не так? — спросил он.
— Нет, все в порядке.
— Можно мне будет связаться с его родными?
Нат тотчас пожалел, что придал своим словам форму просьбы — этим он как бы признавал за ней право вынести окончательное решение, но было поздно. Лицо Персис приняло скорбное выражение, как это часто случалось с ней в последнее время.