Несмотря на это, их небольшую группу быстро и почти без формальностей (если не считать обязательной дезкамеры) провели в роскошно старомодные залы Белого дома и велели подождать несколько минут. Вскоре двери отворились и в зал вошел президент, которого сопровождало несколько доверенных лиц.
С первой же секунды Ната поразила молодость президента Вильялобоса, и он не отрывал взгляда от его лица, пока тот за руку здоровался с каждым из прибывших, задавая обычные в таких случаях вопросы о делах, о самочувствии. Но Ната президент приветствовал совершенно особым образом:
— Здравствуйте, доктор Натаниэль Шихэйн, наш первый «человек из холодильника». Как поживаете?
— Спасибо, мистер президент, неплохо.
Президент отступил на шаг и слегка приподнял брови, словно собираясь воскликнуть «Оно еще и разговаривает!» или что-то в этом роде. В эти несколько мгновений Нат с особенной остротой почувствовал, как несладко приходится ярмарочным уродцам и прочим «удивительным природным явлениям». Чувства президента, впрочем, были более сложными; как показалось Нату, в них смешались восхищение и некоторая холодность, вполне, впрочем, естественная в данных обстоятельствах.
— Расскажите мне все, доктор Шихэйн!
Нат неловко повел плечами:
— Что тут особенно рассказывать, мистер президент? Я ничего не помню о том, как меня размораживали и оперировали. Зато теперь я совершенно здоров и с нетерпением жду, когда мне будет предоставлена возможность начать самостоятельную жизнь в вашем мире.
— Давайте присядем, — предложил Вильялобос и повел Ната к диванчику с позолоченными резными подлокотниками. Гарт, Персис и президентские советники почтительно остановились за спинкой, словно для групповой фотографии на память. Только на этот раз никто их фотографировать не собирался.
— Скажите, мистер Шихэйн, что было самым тяжелым в том, что с вами случилось?
Нат немного подумал и решил говорить откровенно.
— Лично для меня, — сказал он, — самым трудным было вернуться к жизни и узнать, что моя жена и мои родные давно умерли.
Этими словами он сознательно направлял беседу в неудобное русло, однако ему казалось, что обходить подводные камни не следует — особенно после всего, через что ему пришлось пройти.
— Вы хотите сказать, что, будь у вас выбор, вы бы предпочли остаться мертвым?
Нат тщательно обдумал свой ответ:
— Мой случай еще сложнее, мистер президент. Начнем с того, что мне вовсе не хотелось оказаться замороженным. Это было сделано вопреки моей воле. Моя жена могла действовать под влиянием шока, под влиянием обстоятельств, но… но я все еще не простил ее до конца за то, что она поступила со мной подобным образом.
Президент рассмеялся — впрочем, несколько искусственно.
— Ну, если бы люди умели прощать своих ближних, многие из нас спали бы по ночам гораздо спокойнее, — сказал он. — Надеюсь, мистер Шихэйн, что в конце концов вы… приспособитесь.
— Адаптация к новой действительности — процесс очень сложный и многоплановый, — вмешался Гарт, наклоняясь к ним через спинку дивана. — Но мистер Шихэйн преодолел почти все трудности, не правда ли, Нат?.. — И он с видом собственника положил руку на плечо своему пациенту.
— Как по-вашему, Нат, — ведь вы позволите мне вас так называть? — жизнь стоит того, чтобы… жить? — поинтересовался Вильялобос.
— Я знаю, мистер президент, вы хотите оживить вашего отца, — начал Нат, пытаясь избежать ответа на поставленный вопрос. — Должно быть, потому вы и спрашиваете…
— Да, я… В общем, мы собираемся попробовать, — кивнул Вильялобос. — Но мой отец был заморожен всего двадцать лет назад, и мне кажется, что это не такой уж большой срок.
— Тогда вашему отцу будет легче.
— В каком смысле — легче?
— Легче приспособиться к миру, которого я совсем не знаю.
— Будем надеяться, Нат, будем надеяться… Вы, вероятно, уже заметили, что современный мир не особенно доброжелателен, и возвращаться в него всегда не просто, потому что с каждым годом ситуация… меняется.
Он не сказал — «к худшему», но это было ясно и без слов, и Нат кивнул в знак того, что понял.
— От чего умер ваш отец?
— От инсульта. Аневризм сосудов, о котором никто не подозревал, а помощь подоспела слишком поздно. Мы все были потрясены — до того неожиданно это случилось. К счастью, стимулятор роста клеток, о котором мне рассказывал доктор Баннерман, способен ускорять восстановительные процессы не только в соединительной и мышечной тканях, но и в нервных клетках мозга. Благодаря ему процессы заживления идут настолько быстро, что пациента можно вернуть к жизни до того, как ткани начнут разлагаться. Я правильно излагаю суть вашего открытия, доктор Баннерман?