Однако Полли так не считала. Никогда, но как объяснить это матери? Ведь любовь Риты резко оборвалась, когда дождливым утром ее благоверный уехал из Уинсло в Манчестер «купить моей малышке что-нибудь особенное» (Полли как раз исполнилось семь лет). И больше не вернулся.
«Брошенные» — это слово Рита Яркин никогда не произносила. Вместо него говорила «благословенные». Раз уж у этого слизняка не хватило ума понять, от каких женщин он ушел, они и без него обойдутся.
Рита всегда смотрела на жизнь именно так. Любую трудность, испытание или неудачу можно назвать скрытым даром богов. Разочарование — божественным знамением. Отказ — знаком того, что выбранный путь оказался не самым удачным. Ибо давным-давно Рита Яркин отдала себя — сердце, ум и тело — во власть Ведовства Мудрых. Полли восхищалась ее верой и преданностью. Она могла лишь завидовать матери и жалеть, что ей это не дано.
— Я не похожа на тебя, Рита.
— Похожа, — заявила мать. — Больше, чем я сама на себя, раз уж на то пошло. Когда ты в последний раз рисовала круг? Наверняка еще до моего приезда.
— Нет, и после тоже. Да. Точно, два или три раза. Мать скептически вскинула нарисованную ниточку-бровь.
— Какая же ты скрытная! И где ты его рисовала?
— Там, наверху, на Коутс-Фелле. Ты знаешь то место, Рита.
— А Обряд?
По спине Полли побежали мурашки. Она предпочла бы не отвечать, однако энергетика матери крепла с каждым ее ответом. Теперь она отчетливо ощущала, как из пальцев Риты исходит сила, скользит вверх по перилам и проходит сквозь ладонь Полли.
— Венере, — жалким тоном сообщила она и отвела взгляд от лица Риты. Она ожидала насмешек.
Но Рита сняла руку с перил и задумчиво поглядела на дочь.
— Венере, — повторила она. — Это тебе не приворотные снадобья варить, Полли.
— Я знаю.
— Тогда…
— Но ведь он был все-таки посвящен любви. Ты не хочешь, чтобы я ее испытывала. Я это знаю, мама. Но она все равно со мной, я не могу прогнать ее от себя, потому что ты этого хочешь. Я люблю его. И ничего не могу с собой поделать! Ведь я молюсь о том, чтобы ничего не чувствовать к нему или хотя бы относиться так, как он ко мне. Неужели я стала бы подвергать себя таким мукам?
— Мы сами выбираем себе муки. — Рита заковыляла к старинной этажерке из розового дерева, кособокой из-за отсутствия двух колес. Она стояла, прислоненная к стенке под лестницей. С урчанием перенеся свой вес на одну сторону, Рита наклонилась, насколько позволяли ноги, выдвинула единственный ящичек и извлекла из него две небольшие деревянные плашки.
— Вот, — сказала она. — Держи.
Не спрашивая и не протестуя, Полли взяла их. От плашек исходил резкий, но приятный запах хвойного дерева.
— Кедр, — сказала она.
— Верно, — подтвердила Рита. — Сожги их Марсу. Моли о силе, девочка. Оставь любовь тем, кто не обладает таким даром, как ты.
Глава 3
Миссис Рэгг покинула их сразу же, как только сообщила о смерти викария. На растерянный возглас Деборы: «Не может быть! Как он мог умереть?» — она сдержанно ответила:
— Ничего не могу добавить А вы что, его друзья? Нет. Конечно. Они не были друзьями. Они просто поговорили несколько минут в Национальной галерее в ветреный и дождливый ноябрьский день И все-таки сердце Деборы наполнилось свинцовой тяжестью. Такая неожиданная смерть. Уму непостижимо!
— Мне очень жаль, любовь моя, — произнес Сент-Джеймс, когда миссис Рэгг вышла из комнаты. Дебора заметила в его глазах тревогу и поняла, что он прочел ее мысли, как мог прочесть их тот, кто знает ее всю жизнь. Она знала, что он хотел сказать: это не ты, Дебора. Смерть тебя не коснулась, что бы ты ни думала, но вместо этого просто обнял ее.
Они спустились в паб в половине восьмого. Там уже собрались завсегдатаи. Фермеры сидели у стойки и беседовали. Домашние хозяйки сплетничали за столиками, радуясь, что выбрались из дому. Две стареющих супружеских четы сравнивали свои прогулочные палки, а несколько подростков громко переговаривались в углу и курили сигареты.
От этой последней группы — в которой, под развязные реплики приятелей, целовалась парочка, с небольшими паузами, когда девушка прихлебывала из бутылки, а парень делал глубокую затяжку сигаретой — отделилась Джози Рэгг. К вечеру она переоделась, по-видимому, в униформу. Вот только часть подола ее черной юбки оторвалась, а галстук-бабочка съехал набок.