Последние отзывы

  43  

Дело было в ее слабоумной матери. В последние два месяца она жила в приюте для престарелых в Гринфорде, неподалеку от Лондона. Она вполне могла бы привыкнуть к своей жизни в Хоторн-Лодже, но Барбара все еще раздумывала, стоит ли искушать судьбу, продавать старый дом в Актоне и поселиться в более приятном окружении, в симпатичном богемном маленьком коттедже, под лозунгом «новая жизнь — следуй надеждам и мечтам», где для ее матери в общем-то и не найдется в случае чего места. Но ведь она не просто продавала слишком просторный дом, чтобы хватило денег на содержание больной матери в Гринфорде. Разве не была сама идея продажи дома ширмой для ее собственного эгоизма?

У тебя собственная жизнь, Барбара, упорно твердила она себе по двадцать раз на день. И ты не совершаешь никакого преступления. И все же она чувствовала себя преступницей. Она размышляла над списками всего, что требовалось сделать, порой отчаивалась, со страхом ожидая дня, когда работа будет выполнена, дом продан и она наконец осуществит свою мечту.

В редкие моменты размышлений Барбара признавалась себе, что дом давал ей опору, был последней крупицей безопасности в мире, в котором у нее больше не было отношений, за которые она могла бы хоть немного зацепиться крючком эмоциональной привязанности. И не имело значения, что она не могла зацепиться крючком за родственные чувства или многолетнюю надежность — этому давно уже препятствовали затяжная болезнь отца и слабоумие матери, — жизнь в том же старом доме с одними и теми же соседями сама по себе несла черты надежности. Бросить все и ринуться сломя голову в неизвестность… Иногда Актон казался ей бесконечно предпочтительней.

Простых ответов нет. Инспектор Линли сказал бы, что вся жизнь состоит из таких вопросов. При мысли о Линли Барбара беспокойно заерзала на стуле и заставила себя прочесть первый параграф на третьей странице меморандума Хильера.

Слова ничего для нее не значили. Она не могла сосредоточиться. Ее мысли невольно возвращались к ее непосредственному начальнику.

Как же ей поступить? Она поежилась, положила меморандум на стол среди различных папок и деловых бумаг, накопившихся в его отсутствие, и полезла в сумку за сигаретами. Закурила и, щурясь, выпустила дым в потолок.

Она была в долгу перед Линли. Разумеется, он стал бы это отрицать, изобразив такое изумление, что она тут же усомнилась бы в собственных дедукциях. Но против фактов не попрешь, какими бы незначительными они ни казались, и ей это очень не нравилось. Как вернуть ему долг, если он никогда этого не позволит, пока они в неравном положении. Он никогда не станет считать слово «долг» некой данностью, существующей между ними.

Черт бы его побрал, подумала она, он слишком много видит, слишком много знает и слишком умен, чтобы быть застигнутым врасплох. Она крутнулась в кресле и оказалась лицом к шкафчику, где стояла фотография Линли и леди Хелен Клайд.

— Вот и сочетайтесь, — произнесла она, хмуро стряхивая пепел на пол. — Уйди из моей жизни, инспектор.

— Прямо сейчас, сержант? Или вы позволите мне сделать это попозже?

Барбара быстро повернулась. Линли стоял в дверях, кашемировое пальто висело на одном плече, а Доротея Харриман — секретарша их суперинтенданта — металась за его спиной. Извини, говорила она Барбаре одними губами, усиленно жестикулируя, с виноватой миной на лице, я не заметила, как он пришел. Не успела тебя предупредить. Когда же Линли глянул через плечо, Харриман зашевелила пальцами, мило улыбнулась ему и исчезла в сиянии своих светлых, густо налакированных волос.

Барбара вскочила на ноги.

— Вы ведь в отпуске, — пробормотала она.

— Как и вы.

— Так что вы…

— А вы что?

Она глубоко затянулась сигаретой.

— Просто подумала — дай зайду. Я оказалась тут неподалеку.

— А-а.

— А вы?

— Аналогичный случай. — Он зашел в кабинет и повесил пальто на вешалку. В отличие от Барбары, явившейся в Ярд в джинсах и теплой рубашке с размашистым призывом «Покупай британское у «Георга» под вылинявшим изображением этого святого, который расправлялся с унылого вида драконом, Линли был одет в своей обычной манере: костюм-тройка, накрахмаленная рубашка, шелковый коричневый галстук и непременная цепочка от часов, висящая поперек жилета. Он направился к своему столу, бросив неодобрительный взгляд на дымящийся кончик сигареты, когда проходил мимо Барбары, и принялся сортировать проспекты, сообщения, конверты и многочисленные внутренние циркуляры. — Что это? — спросил он, взяв в руки оставшиеся восемь страниц меморандума, который перед этим читала Барбара.

  43