127 
– Вы полагаете, это имеет отношение к нам?
– Скоро будет иметь, ежели мы не оставим наших попыток совать нос туда, куда носа совать никому не следует. Чем, как не заговорами и заклинаниями, придется нам заняться? Итак, слушайте, я изучил порядка двадцати книг, за каждую из которых меня упрятали бы в застенок с последующим преданием суду. Не будучи большим специалистом в писаниях Марцина Фруде, я могу сказать лишь то, что он отпустил наружу большое зло, и зло это, сокрытое десятками, сотнями веков, вот-вот вырвется наружу. Когда я осознал это, я тотчас напился до бесчувствия, как не напивался очень давно, - а опыт мой в сих делах вам, несомненно, известен. Два дня я пил, то приходя в себя, то забываясь в неведомых глубинах, но потом понял, что этим не избегу кошмарного конца. Лихорадочно бросился я искать пути спасения и, признаться, нашел их. Пути эти мрачны и исполнены страха, но иных попросту нет, хире Бофранк. Так готовы ли вы ступить на них?
Бофранк внимательно оглядел толкователя. Взор того был устремлен не то на субкомиссара, не то на свисавшие с потолка беседки побеги плюща, не то был углублен в себя. Только теперь Бофранк понял, что пережил несчастный пьяница в эти несколько дней, когда в своей грязной, запущенной комнатке корпел над книгами давно умерщвленных мудрецов…
– Сколько должен я вам за труды? - спросил субкомиссар только затем, чтобы рассеять зловещее молчание.
– Пустяки. Всего лишь жизнь. Мою жизнь.
Предусмотрительный Альгиус не отпускал кареты, на которой приехал из столицы. Экипаж скрывался за рощей, дабы его нельзя было увидеть из дома. Бофранк был обрадован этим и поспешил сообщить брату, что собирается уехать, ибо в городе у него появились неотложные дела.
Тристан встретил эту весть холодно.
– Коли так, поезжай. Отцу стало хуже - и все твоей милостью!
– Прости, Тристан. Я сожалею о сказанном, но надеюсь, все обойдется к лучшему.
Последним, кого Бофранк видел в Каллбранде, был старый слуга Освальд. Дряхлый и согбенный, махал он вослед отъезжающему экипажу, пока тот не скрылся из виду.
– Вы с чересчур легкою душою покинули родовое свое гнездо, - заметил Альгиус, качаясь в карете, каковую, как выяснил субкомиссар, нанял юный Фолькон. Сам юноша не приехал, ибо держал экзамены на владение шпагой и пистолетом, которые чиновникам из архива в обязанность не вменялись, и Фолькон настоял на них самохотением.
– Тому были причины. Скажите лучше, что вам удалось прознать?
– Как уже рассказал вам, я изучил несколько толкований текста Третьей Книги. Подозреваю, что вы сведущи в культе Люциуса куда больше меня, посему не стану утомлять вас предысторией. Сила, которая полагает собой средину между богом и дьяволом, - ее искал он всю свою жизнь, и, поди ж ты, нашел. Над каждым добром и злом есть судья - и судья этот, не исключено, зол. Но есть и силы, что противоборствуют ему, правда вызвать их и управлять ими чрезвычайно тяжело.
– Но вы умеете это?
– Я?! - поразился Альгиус. - Нет, хире Бофранк, я лишь жалкий подмастерье. Похоже, основная тяжесть ляжет на вас.
– Но я несведущ ни в заговорах, ни в общении с духами и демонами… - растерялся субкомиссар. - Я не принадлежу и к сторонникам истинной церкви, я подвержен сомнениям, если на то пошло… я почти что еретик…
– Что вам до истинной церкви? Забудьте о ней, хире. Пускай бог и дьявол разбираются сами, до той поры, пока верховный судия не сметет и нас, и их. Они нам не сторонники и не противники. Видали вы, как дерется чернь на потеху богатым горожанам? Два увальня мутузят друг друга, валяются в грязи, мешая ее с кровью и выбитыми зубами, воротят друг другу носы на сторону и выдавливают глаза, а богатый горожанин кричит: «Еще, еще дай ему хорошенько, укуси его, придуши его, придави его!» Так вот, увальней этих уподобим богу и дьяволу. Горожанин же аллегорически - та сила, что вот-вот вырвется в наш мир и станет не только созерцать, но и принимать участие в делах мирских…
– Но кто мы в вашем страшном примере? Мы, сущие на земле?
– Черви, что кишат под ногами драчунов в грязи, - сказал Альгиус. - Черви, коих не замечают ни борющиеся, ни созерцающие.
– Но что могу сделать я один?! - в тревоге воскликнул Бофранк. Он почувствовал себя необыкновенно немощным и жалким, предсказание, сделанное Альгиусом и референдарием Альтфразе, встало перед ним во всем своем леденящем величии. А он-то, сирый, чаял, что оно связано было с упырем! Он надеялся, что поборол зло, но настоящее зло еще не выказало себя!
127 
