Мне колебанья не к лицу,
Я смерть считаю высшим благом
И подвигаюсь шаг за шагом
Вперед, к счастливому концу.
Теодор Агриппа д'Обинье «Преисполненная высокомерия ода»
ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
скорбная, в которой Хаиме Бофранк и Альгиус Дивор отважно сражаются со злокозненным упырем
– Новая напасть! - воскликнул Альгиус. Он пнул решетку ногою, но лишь ушибся и с ругательствами отскочил прочь.
– Нашей глупости поистине нет пределов, - сказал печальный Бофранк. - Что делать, хире Дивор? Что можем мы предпринять?
– Попробуйте выстрелить. Хотя, даже если Жеаль услышит выстрел - а ведь лаз довольно длинен! - это не значит, что он сумеет открыть решетку с той стороны.
– Посему я не буду тратить заряд, - рассудил Бофранк.
– Но что мы можем сделать еще?
Они попробовали вдвоем, вцепившись в прутья, приподнять решетку, но тщетно - скрытый в стене механизм не позволял сделать этого.
– Хире Клааке ждет роскошный обед, - только и сказал на это толкователь, после чего принялся перебирать книги, но вдруг встрепенулся и спросил: - А не применить ли вам, хире Бофранк, тот таинственный способ, что спас всех нас из темницы на острове Брос-де-Эльде?
Бофранк молчал. Перед глазами его всплыли строки из письма прекрасной Гаусберты: «Надеюсь, что подарок, оставленный мною, вы покамест не использовали. Если же использовали, знайте, что делать сие в вашем состоянии и положении можно не более трех раз…»
Уже два раза применял Бофранк чудесный талисман, стало быть, бояться пока нечего. Повернувшись к толкователю, он сказал:
– Возможно, я применю его. Но что я должен сделать? Я смогу покинуть ловушку лишь один, а вы-то останетесь здесь.
– Посмотрите-ка вон на те отверстия под потолком. Мне кажется, они должны вести к механизму, который опускает решетку. Возможно, сей мир и не похож на наш, но дверные запоры и прочие приспособления, уверен, действуют точно так же. Добраться до механизма можно откуда-то снаружи, но можно и изнутри, через эти отверстия, столь маленькие для обычного человека.
– Я не смущу вас, хире Дивор, если разденусь донага?
– Никоим образом, - отвечал Альгиус. - Я, признаться, знавал мужчин, кои питали нездоровый интерес к своему же полу, но к таковым всегда относился Дурно, к тому ж они обыкновенно проявляли себя в сферах искусств, а никак не в учености… Но что вы собираетесь делать, если не секрет?
– Сейчас вы все увидите сами, только не пугайтесь.
– Пугаться я и не собирался, - проворчал Альгиус.
Разоблачившись и найдя в кошеле деревянную фигурку кошки, Бофранк, как и ранее, сжал ее в руке и прошептал:
- Именем Дьявола да стану я кошкой,
- Грустной, печальной и черной такой,
- Покамест я снова не стану собой…
Альгиус не сумел сдержать изумленного возгласа, когда на месте субкомиссара возник черный поджарый кот с белой грудкою и белыми пятнами на лапках.
– Да вы колдун, хире субкомиссар! - вскричал он затем со смехом. - Подозревал, подозревал я нечто подобное, но чтобы вот так, самому, увидеть сие… Вас сожгут, сожгут, верьте! Но спешите же, спешите! Позвольте мне подсадить вас!
Говоря это, Альгиус взял Бофранка рукою под брюхо и поднял к одному из отверстий. Возможно, в иное время и в иной ситуации этот поступок показался бы субкомиссару неприличным и недопустимым, но сейчас он поспешил скользнуть в дыру и оказался в большой нише, заложенной камнем так, что из самой комнаты доступа к ней не было.
Там и сям в нише были размещены сложные механизмы, назначение коих было Бофранку неведомо, да у него и не имелось времени, чтобы с ними разбираться, к тому же он беспрестанно чихал вследствие пыли, в большом количестве находившейся здесь. Найдя несколько больших шестерен, которые, несомненно, подымали и опускали решетку, Бофранк попытался лапами привести их в движение, но не тут-то было - кошачьих сил субкомиссару отнюдь не хватало. Заметавшись с громким мяуканьем, Бофранк высунул голову в отверстие, через которое влез, и Альгиус, завидев его, спросил:
– Не получается, хире кот? Там, полагаю, должен быть стопор, или рычаг, или же система противовесов, дабы решетка опускалась автоматически. Ищите, ищите! Я никак не могу помочь вам!
Бофранк вернулся к шестерням и воззрился на них, в ужасе думая, что же будет, прими он в этой узкой нише свое человеческое обличье. Если и можно было как-то властвовать над временем своего пребывания в шкуре кота, субкомиссар этого делать не умел - в отличие от Гаусберты, которая, к превеликому сожалению, была сейчас очень и очень далеко…