Особенно,... 
68 
— Ой, мне тоже пора… — засуетилась Ольга. — У меня же опять ничего не прочитано, маэстро расстроится… Может, еще успею…
Кантор кивнул:
— Я тебя провожу. Пойдем.
На этот раз она не отказалась. Наверное, потому, что ей непременно нужно было кое-что спросить. Ведь, как верно заметил когда-то Элмар, Ольга все чувствует и понимает. Но не способна промолчать.
— Почему? — чуть не плача от такой несправедливости, спросила девушка, едва они вышли за ворота. — Почему у вас ничего не получилось?
— Потому что и не должно было, — честно ответил Кантор, не вполне уверенный, ей он отвечает или себе. — Азиль давно говорила, что это невозможно. Я и не надеялся. Может, если бы на моем месте оказался Элмар, что-то и получилось бы. Но тоже без гарантии.
— А что тогда?
— То есть? Жил же я до сих пор с таким голосом, какой есть. И дальше буду жить.
Ольга слегка повеселела. Опять, поди, боялась, что ненормальный мистралиец застрелится, и обещание жить дальше ее основательно утешило.
— Нет, я имею в виду — если с голосом не получилось, то что вышло на самом деле? Ведь после ночи с нимфой что-то обязательно происходит? Или у тебя, как и тогда, получается только вдохновение?
— Честно говоря, никакого вдохновения не чувствую, — признался Кантор. — Может, ничего и не случилось. А может, это станет заметно позже. Пока я вообще никаких изменений в себе не вижу.
— Но ведь что-то должно быть?
— Обязательно должно.
— А проклятие сняться не может?
— А демоны его знают. Сегодня проверю. Не расспрашивай, пожалуйста. Я сам ничего не знаю.
Ольга замолчала, но больше чем на десяток шагов ее не хватило.
— Диего, не продавай свои песни. Ты здорово поешь. Даже с этим голосом. Нет, правда. Всем понравитесь.
— Спасибо. Только король все-таки подлая мстительная скотина.
— По-моему, он вовсе не мстил, а хотел как лучше.
— Да ну его на фиг! Можно подумать, я бы без него никогда не решился! Я только хотел собрать более или менее приличный репертуар и как следует отработать. А он влез со своими желаниями не вовремя…
— Диего, а вот скажи… если бы ты, например, все-таки решил продавать свои песни… то есть не песни, а только музыку. Сколько бы это стоило?
— А ты что, решила все-таки попробовать купить?
— Нет, меня цены интересуют.
— Цены зависят от имени и от еще многих мелочей. Например, никому не известный композитор Кантор вряд ли получит за свои творения больше двух сотен, пусть они будут хоть самые гениальные и непревзойденные. А вот Эль Драко мог бы и больше тысячи запросить. Это, разумеется, если с сохранением авторства.
— А как еще можно?
— А еще можно вот так. Например, есть такой вот товарищ, вроде твоего Артуро, петь умеет, а сложить две ноты не в состоянии. Не дали боги таланта к сочинительству. Но поскольку авторские вещи ценятся больше, он жаждет прослыть не просто исполнителем, а исполнителем собственных произведений. Тогда он идет к композитору, переплачивает впятеро, вдесятеро и покупает пьесу вместе с авторством. С этого момента он совершенно законно считается автором, а настоящий композитор молчит в тряпочку, так как ему за это заплачено. А что, Артуро уже попросил у тебя денег под это дело?
— Нет. Просто у него почему-то ничего не получается, и он стал задумываться над покупкой.
— «Почему-то»! — фыркнул Кантор. — Да он вообще не способен что-то сам написать! Это еще в консерватории все знали! Ну не дало ему небо способностей, я же тебе говорил. Голос у него прекрасный, слух что надо, особый дар задевать сердца людей своим пением — тоже есть, гонор непомерный — налицо, а вот сочинять — никак!
— Но раньше ведь он сам писал!
— Ни хрена он сам не писал! — начал заводиться Кантор. — Ни одной из тех вещей, что объявляет своими!
— То есть за них заплачено, и авторы… молчат в тряпочку?
— Молчат они по другой, более печальной причине. А денег от этой семейки вряд ли кто дождался. На кой платить, если можно взять так? Припугнуть, пригрозить, схватить на улице и избить, арестовать ни за что кого-то из близких…
— А с тобой как было?
Кантор чуть было не сказал сгоряча. Но, подбирая слова для самого правильного и убедительного рассказа, вдруг споткнулся на одном обстоятельстве и понял, что этого сказать не сможет. А опустить, выдрать из цельной картины — не получится.
— Этого я рассказывать не стану.
— Почему?
— Потому что не хочу. Ну их на хрен, такие откровения. Я тебе расскажу, а ты потом заявишь, что я все выдумал из зависти. Да лучше сдохнуть, чем из-за какого-то урода унижаться.
68 
