– Я уже имел удовольствие видеть, чего ей может стоить пребывание вблизи от меня. Бедную девчонку чуть не угробили, несмотря на вашу хваленую охрану, а вы не подумали, что какому-нибудь мудаку может прийти в голову идея подобраться к вам именно через меня? И чтобы заручиться моим согласием, опять возьмутся за Ольгу, которая торчит в своей никому не нужной квартире и слоняется по городу без охраны! У меня вообще была отчаянная мысль распрощаться с Ольгой окончательно, чтобы не подвергать ее опасности…
– Об этом можешь не беспокоиться, – серьезно сообщил король. – Болтаться по городу без охраны я ей не позволю в любом случае. Кира возьмет ее в свою свиту, и жить твоя девушка будет здесь, во дворце, где к ней не так просто будет подобраться. А подобные «мысли» рекомендую оставить раз и навсегда. Полагаешь, Ольга одобрила бы твое решение?
– Она не согласится жить в вашем дворце, в обществе ваших придворных дам, из которых самая порядочная, на мой взгляд, честная труженица Камилла Трезон… – упрямо возразил Кантор.
– Глупости, – перебил его король. – Ни одна из дам не посмеет обидеть Ольгу, они до смерти боятся королеву. Анна Дварри выходит замуж… Ты бы знал, как я счастлив не видеть больше ее глупую физиономию! Мне бы еще Селию замуж спихнуть…
– Посмотрим, – прервал его рассуждения Кантор.
– Что посмотрим?
– Посмотрим, согласится ли Ольга и сумеет ли товарищ Пассионарио приказать мне что-либо так, чтобы я послушался. А до того давайте замнем эту тему. Все равно мое предполагаемое назначение состоится не раньше, чем я буду в полной боевой форме, а до этого еще недели две как минимум.
– Хорошо, – согласился король. – Если тебе нужно время, чтобы все осмыслить, не буду тебя торопить. Кстати, мне кажется, что мороженое ты в себя запихиваешь уже насильно.
– Можете не надеяться, – злорадно ответил Кантор. – Я его доем. Уже почти доел, хотя вы и навалили не меньше двух стоун.
– Три, – охотно уточнил король и с самым невинным видом осведомился: – Так чего, приказать подавать вторую порцию?
– Что? – Кантор остановился, не донеся ложку до рта и недоверчиво воззрился на его пакостное величество. – Что вы сказали?
– Я спросил, подавать ли тебе вторую порцию, поскольку с первой ты почти успешно справился. Хотя на мой взгляд десять ты все равно не осилишь.
– Это что, порция?! – возмущенно вскричал Кантор, понимая, что, как он и опасался, король все-таки поимел его на этом мороженом.
– А чем она тебя не устраивает? – все так же невинно поинтересовался король.
– Так нечестно! Не бывает таких порций!
– Отчего же? Существует какая-то классификация или документальные нормативы, которых я не знаю?
– Самая большая порция – четверть стоуна!
– Где это написано?
– Да в любом кафе! Во всех меню!
– Кантор, – укоризненно произнес король, широко и радушно улыбаясь, – ты меня обижаешь. Ты все-таки не в кафе, а в гостях у короля. И порции у меня такие, как я сам пожелаю. А если ты рассчитывал на конкретную цифру, тебе следовало назвать ее при согласовании условий. Так что, дорогой товарищ, ты проспорил.
Оскорбленный Кантор озверел окончательно и, запустив в коронованную особу ложкой, вывалил на голову все той же особе замысловатую восьмиэтажную конструкцию, от которой повяли бы уши даже у героя Гиппократа. Реакция его величества на подобное обращение была однозначной. Король утер со лба мороженое и оглушительно расхохотался. И хотя смеялся он не злорадно и не обидно, а искренне, от души веселясь, этот неудержимый хохот немедленно остудил вспыхнувшего мистралийца так, словно на него вылили ведро ледяной воды.
– Ну, чего вы смеетесь? – проворчал он, отодвигая вазу с недоеденным мороженым. – Как смешно! Невероятно смешно!
И подумал, что бы с ним было, если б он заехал по лбу ложкой какому-нибудь другому королю. Да хоть тому же Александру. Еще смешнее…
– А ты предпочел бы, чтобы я тебе процитировал Уголовный кодекс, раздел особо тяжких? – простонал король, наклоняясь за ложкой. – Оскорбление короны, статья третья, пункты ар и вей… – Он взвесил на ладони ложку и добавил, все еще посмеиваясь: – Да, пожалуй, на вторую не потянет, убить такой ложкой невозможно… Знаешь, Кантор, может, характер у тебя не самый мягкий, но по крайней мере с тобой весело.
– Я счастлив, что имел честь вас развеселить, – ядовито отозвался Кантор. – Могу я теперь с чистой совестью пойти домой?