21 
Под этими «Кондициями» подписались канцлер граф Головкин, князь Михайла Голицын, князь В. Долгорукий, князь Дмитрий Голицын, князь Алексей Долгорукий, Андрей Остерман.
Надо сказать, что прочие «лучшие люди государства», не вошедшие в Совет, узнали о появлении «кондишек», как они презрительно окрестили «Кондиции», с откровенным раздражением. И при малейшей возможности были готовы выступить против великолепной восьмерки!
С таким документом выехало посольство в Митаву и получило согласие Анны Иоанновны на выполнение всех условий. Одновременно Анна получила сведения о том, что в стране есть мощная оппозиция «верховникам».
Анна с болью рассталась с любимым человеком, дав ему понять, что скоро все изменится и они вновь соединятся.
И Анна не ошиблась. Недостаток образования ей заменяла интуиция, остро отточенная еще в детстве, где ее окружали всякие колдуньи, ворожеи и прочие «чудесные люди».
Оппозиционеров поддерживала гвардия. Военные составили петицию с нижайшей просьбой к государыне принять на себя всю полноту власти.
И она приняла ее. 25 февраля 1730 года во дворец, где заседали «верховники», явилась депутация дворян из 150 человек. Она и передала прошение государыне Анне. Разыгралась бурная сцена выяснения отношений между двумя силами. И тут Анна проявила волю, доставшуюся ей в наследство от матери. Она в гневе разорвала «кондишки»!
Влюбленная самодержица
Анна сразу же проявила себя как государыня педантичная. Сказывалось ее долгое общение с немцами. С первых же дней своего правления она стала обращать строжайшее внимание на соблюдение придворного этикета. Чтобы ни у кого больше не появилось желания «порулить» вместе с ней!
Царица очень хорошо разбиралась в людях, оказавшись тонким психологом, всегда способным отличить мздоимца от верного служаки. Одна из придворных дам, близко знавшая императрицу, писала о ней: «Ее сердце одарено такими хорошими качествами, каких мне не удавалось видеть у кого бы то ни было, и это – принимая во внимание власть, которая ей принадлежит».
Это было не просто сердце царицы. Это было любящее сердце! Верное! Не зря же она так покровительствовала верным людям, предпочитая подчас их верность тонкости ума возможного интригана.
И первое, что она сделала, это пригласила в столицу империи Эрнста Иоганна Бирона, любимого и единственного.
Никто не посмел ей перечить. Анна знала, что Бирона будут ненавидеть, что против него будут затевать заговоры, желать ему падения и смерти. Но ей тем более хотелось доказать и ему, и самой себе, что их любовь отныне становится святым государственным делом!
На одно содержание Бирона тратилось 2 млн. рублей в год! Но царица готова была пустить всю казну по ветру, лишь бы ее любимый ни в чем не знал нужды и отказа. И он отвечал ей взаимной верностью. Не правы те, кто говорит, что он исключительно разорял казну. Нет, Бирон не был глуп, он дал самодержице немало хороших деловых советов по управлению государством. Но если бы обладал он еще и масштабом мышления будущего соправителя Екатерины Второй – князя Потемкина!
Однако Анна полюбила именно этого курляндца. А потому именно ему доверяла государственные дела. Волевая по отношению ко всем остальным, она беспрекословно подчинялась своему «вернейшему подданному».
Если бы на месте Бирона был другой, то история России могла бы пойти иначе. Но Россия стала заложницей царственной любви до гроба, как стала такой заложницей и сама государыня.
В 1737 году Анна сломила упорное сопротивление курляндского дворянства и добилась того, что именно Бирон получил герцогскую корону Курляндии.
Его ненавидели немцы. Его ненавидели русские. Он умел быть фантастически беспощадным. Однажды он пообещал положить под колеса своей кареты губернатора Москвы, если в городе не будут исправлены дороги. Его угрозе поверили, потому что знали его беспощадный характер.
Зато там, где не требовалось вмешательства Бирона, Анна Иоанновна проявляла свои лучшие качества. Она всегда готова была удовлетворить прошение какого-нибудь невысокого чина, если тот терпел бюрократические притеснения от какого-либо государственного ведомства.
Известен, например, случай, когда один полковник из небогатых дворян по имени Федор Вишневской по именному указу императрицы был послан в «венгры» за партией токайского вина для двора. Поручение он выполнил, но по дороге сильно издержался. Никто не хотел восполнить ему расходы. «Ея императорского величества кабинет» перекидывал дело «Ея императорского величества канторе», та отсылала обратно, пока, наконец, «Покорное доношение» бедного ревностного служаки не дошло до очей государыни. И та собственноручно начертанной на документе резолюцией приказала немедленно выдать полковнику требуемую сумму – и «оклад жалованья» за девять месяцев, и «рационы» на содержание четырех денщиков! Было это в 1733 году, а погребок Ракоци, откуда доблестный полковник доставил токайское, существует и поныне – более того, по случаю 300-летия Санкт-Петербурга в Константиновском дворце в Стрельне у него ныне учрежден филиал, который венгры заполнили несколькими сотнями бутылок превосходного токайского!
21 
