68 
На черном столе горела простая сальная свеча, освещавшая спокойное лицо короля и встревоженное лицо его преданного слуги.
Время от времени Парри останавливался, думая, что король заснул, но тогда тот снова открывал глаза и произносил с улыбкой:
— Продолжай, мой добрый Парри, я слушаю.
Грослоу дошел до самого порога королевской комнаты, с деланной небрежностью надел на голову шляпу, которую снял, принимая гостей, и окинул презрительным взглядом эту простую и трогательную картину: старый слуга, читающий Библию своему пленному господину. Затем, удостоверившись, что все находятся на своих местах, он обернулся к д’Артаньяну и победоносно посмотрел на него, словно ожидая себе похвал.
— Чудесно! — сказал гасконец. — Клянусь, из вас выйдет отличный генерал!
— Как вы находите, — сказал Грослоу, — может Стюарт убежать, когда я дежурю?
— Конечно, нет, — отвечал д’Артаньян. — Разве только к нему свалятся друзья с неба.
Лицо Грослоу просияло.
Трудно сказать, заметил ли Карл Стюарт наглый тон пуританского капитана, так как в продолжение всей этой сцены он лежал с закрытыми глазами; но когда он услышал звонкий голос д’Артаньяна, глаза его против воли раскрылись.
Что касается Парри, он тоже задрожал и прервал чтение.
— Что ты все останавливаешься? — сказал ему король. — Продолжай, мой добрый Парри, если только ты не устал.
— Нет, государь, — отвечал камердинер.
И снова принялся читать.
В первой комнате был приготовлен стол, покрытый сукном, а на столе — две свечи, карты, два рожка и кости.
— Прошу вас, — сказал Грослоу, — занимайте места; я сяду против Стюарта, которого мне так приятно лицезреть, особенно в таком положении. А вы, господин д’Артаньян, садитесь против меня.
Атос покраснел от гнева; д’Артаньян поглядел на него, нахмурив брови.
— Отлично, — согласился д’Артаньян. — Вы, граф де Ла Фер, садитесь по правую руку капитана Грослоу; вы, шевалье д’Эрбле, — по левую, а вы, дю Валлон, — рядом со мной. Вы будете ставить за меня, а они за Грослоу.
Таким образом слева от д’Артаньяна оказался Портос, которому он мог сигнализировать ногой, а против него — Атос и Арамис, с которыми он мог переговариваться взглядами.
Услышав имена графа де Ла Фер и шевалье д’Эрбле, Карл открыл глаза и, невольно подняв гордую голову, окинул взглядом всех действующих лиц.
В этот момент Парри перевернул несколько страниц своей Библии и громко прочитал стихи пророка Иеремии:
— «Господь сказал: внимайте словам пророков, служителей моих, посланных вам от меня».
Четверо друзей обменялись взглядами. Слова, произнесенные Парри, показали им, что король понял истинную цель их прихода.
В глазах д’Артаньяна засветилась радость.
— Вы только что спрашивали меня о состоянии моих финансов, — обратился д’Артаньян к капитану, высыпая на стол десятка два пистолей.
— Да, — сказал Грослоу.
— Ну так вот, — продолжал д’Артаньян, — в свою очередь, я тоже скажу вам: крепче храните свое сокровище, мой дорогой господин Грослоу, так как предупреждаю вас, что мы не уйдем отсюда, пока не отберем его у вас.
— Не так-то легко будет это сделать, — сказал Грослоу.
— Тем лучше, — сказал д’Артаньян. — Итак, война, настоящая война, милый капитан. Знаете, мы только этого и хотим!
— Знаю, хорошо знаю, — сказал Грослоу, разражаясь громким смехом, — вы, французы, народ задиристый.
Карл слышал весь этот разговор и хорошо его понял. Легкий румянец выступил на его лице. Солдаты, которые его стерегли, заметили, что он начал понемногу расправлять уставшие члены. Под предлогом того, что ему стало жарко от раскаленной печки, он сбросил с себя шотландский плед, которым, как мы сказали, он был укрыт.
Атос и Арамис затрепетали от радости, увидев, что король совсем одет.
Игра началась.
На этот раз счастье перешло на сторону Грослоу: он все время рисковал и выигрывал. Около сотни пистолей уже перешло с одного конца стола на другой. Грослоу был безудержно весел.
Портос проиграл пятьдесят пистолей, выигранных накануне, и, кроме того, еще около тридцати своих. Он был не в духе и толкал д’Артаньяна под столом, как бы спрашивая, не пора ли начать другую игру; со своей стороны Атос с Арамисом тоже поглядывали на него вопросительно, но д’Артаньян оставался невозмутимо спокоен.
68 
