– Ни в коем случае. – Шеллар заметно смутился. – Просто я опасался, что вы вмешаетесь… скажете, что я собираюсь поступить безнравственно, или слишком рискованно, или безответственно… и запретите.
– Запретить? Вам? Простите, ваше величество, но вы здесь король или… то, что вы обычно упоминаете в таких случаях? Если я беру на себя смелость давать вам советы и высказывать свои суждения о некоторых моментах, это не значит, что я собираюсь вмешиваться во все, что вы делаете. Вы припоминаете какой-либо случай, чтобы я вмешивался в государственные и политические вопросы? Так почему же вы решили, что я стану вам препятствовать, тем более когда речь идет о судьбе короны? Возможно, я мог бы вам что-либо посоветовать, каким-то образом улучшить ваши замыслы, хотя при такой нехватке времени их вряд ли можно было улучшить. Но неужели вы полагаете, что я бы посоветовал оставить все как есть и отдать корону этим проходимцам? Стыдитесь, ваше величество.
– Стыжусь, – согласился король. – И даже более, чем вы думаете.
– Считаю своим долгом добавить, что, если бы я был в курсе дела, возможно, вы бы не пребывали в столь плачевном состоянии, как сейчас. Где вы нашли кольчугу, которую можно порвать руками?
– Руками Элмара можно порвать что угодно… – проворчал король. – Прошу вас, мэтр, не отчитывайте меня. Я все понял. Мне и без того…
Он замолчал и отвел глаза. Старый волшебник понимающе вздохнул и сочувственно произнес:
– Жак – не тот человек, который способен всерьез сердиться и не прощать обид. Тем более что виноваты все-таки не столь вы, сколь его высочество принц-бастард Элмар. И я непременно напомню ему, если он сам не сочтет своим долгом объяснить это Жаку. Не переживайте так, ваше величество. Ваш друг не злопамятен. Тем более что ничего страшного с ним не случилось. Все утрясется, все образуется. И еще – могу ли я полюбопытствовать, что вы знаете о молодом мистралийце, которого я встретил сегодня в вашей гостиной? Кроме того, о чем вы уже упоминали?
– Почти ничего. А чем он вас так заинтриговал?
– Интерес профессиональный. Он ведь не занимался магией всерьез?
– Не знаю. Мафей утверждает, что он поменял класс. Если и занимался, но теперь не имеет такой возможности.
– Сомневаюсь. Единственный человек, который мог быть его наставником, пропал без вести пятнадцать лет назад, следовательно, класс у него был другой.
– Но у него ничего нет, кроме Силы. Кем он еще мог быть?
– Кем угодно. Разумеется, того, что он имел, у него сейчас нет. Потому ему и пришлось сменить класс. То, что у него было, он потерял.
– А такое возможно? Потерять что-то, кроме Силы?
– Разумеется. Легче всего потерять Веру. Огонь – тоже довольно хрупкая вещь. Луч можно потерять только в старости, вместе с разумом, Тень – в результате… э-э-э… слишком сурового наказания за воровство. В принципе, потерять можно что угодно. По моим скромным предположениям, этот молодой человек прежде носил челку, а вовсе не косу, как предположил по наивности мой любимый ученик.
– Бард? – Король в изумлении даже попытался привстать, но, убедившись в бесполезности своей попытки, откинулся на подушку и тихо засмеялся. – Конечно… Как я сам не понял?.. Кому же еще пришло бы в голову всерьез интересоваться Ольгиной музыкой? Над этим стоит поразмыслить.
– Я бы не рекомендовал вам размышлять об этом сейчас. Пока действует заклинание, лучше поспите. Завтра у вас такой возможности не будет. Обезболивающие заклинания нельзя поддерживать постоянно, они вредны и даже опасны для организма, а при частом использовании ведут к разрушению нервных клеток. Так что завтра придется сделать перерыв часов на двенадцать, и тогда вы вряд ли сможете уснуть. А сон вам необходим. Спокойной ночи, ваше величество.
Кантор дрожащей рукой вытер пот с лица и с трудом произнес:
– Мне срочно надо что-то выпить…
– Почему обязательно выпить? – мягко возразила Тереза и подсела поближе. – Это можно сделать проще. Повернись ко мне.
Она прочла коротенькую молитву на незнакомом языке, сложив перед собой руки и склонив голову, затем сотворила знак креста, как обычно делали переселенцы, и положила руку на лоб мистралийцу. Нервная дрожь действительно прекратилась, дыхание выровнялось, и, что больше всего порадовало, померкли и как-то забылись жуткие видения. Кантор всерьез опасался, что они будут преследовать его еще долго.
– Вот и все, – сказала Тереза, отнимая руку. – И вовсе не надо напиваться до беспамятства. Тебе лучше?