Глава 3.

– Кантор! Смотри сюда! На меня смотри! Сколько пальцев ты видишь?

Он попытался вглядеться в туманные круги перед глазами и простонал:

– Ни хрена не вижу… Где я?

– Где надо, – кратко ответил деловитый женский голос. – Давайте-ка еще раз.

Он почувствовал, как к его голове прикасаются чьи-то руки, и боль слегка ослабела.

– Смотри теперь, – снова обратился к нему голос. – Что ты видишь?

– Что-то белое, – с трудом выговорил Кантор, пытаясь вспомнить голос.

– А слышишь хорошо?

– Хорошо.

– Голова болит?

– Да.

– Тошнит?

– Еще как.

– Поверните его на бок, – скомандовал голос. – А то еще захлебнется. Не на этот, на другой.

Туман слегка прояснился, и он обнаружил, что лежит на чем-то вроде стола.

– Лежи спокойно, – скомандовал все тот же голос. – Буду шить.

Кантор, наконец, узнал этот резкий командирский голос и не допускающий возражений тон.

– Стелла?

– Очень хорошо, – одобрительно сказала Стелла, ковыряясь у него в волосах. – Узнал. Это радует. Красоту пришлось попортить, но ничего, волосы не голова, отрастут. Сейчас будет больно…

– Как я сюда попал? – спросил он и тут же стиснул зубы, так как Стелла, видимо, принялась шить.

– В карете “скорой помощи”, – пояснила она. – Как голова?

– Лучше. А что со мной?

– Что ты помнишь?

Он напряг память и с трудом вспомнил, что с кем-то целовался на улице. Потом вспомнил драку и девушку с пистолетом.

– Ольгу помню, – сказал он. – И пистолет.

– А как она фанги нажралась, помнишь?

– Какой фанги?

– Твоей, засранец. Я все скажу Амарго, и пусть он тебе клизму трехведерную поставит за наркотики.

Кантор прикрыл глаза, пытаясь понять, что происходит. Причем тут наркотики? Ольга сама по себе, а фанга лежала себе в кармане и никого не трогала…

– Не помню, – сказал он.

– А кто ее трахал, тоже не помнишь?

– А ее кто-то трахал? – Кантор попытался подняться, но голова взорвалась новой волной боли, и его тут же стошнило.

– Понятно, – так же холодно и невозмутимо сказала Стелла и скомандовала: – Все, шов закончен, вытирайте стол, перевязывайте и можно дальше колдовать.

– На первый раз хватит, – отозвался другой женский голос, мягкий и певучий. – Теперь ему надо полежать, а еще лучше поспать.

– Послушайте, матушка Нивуль, в моем кабинете сидят несколько разгневанных людей, которые горят желанием его добить, а он не может ни слова сказать в свое оправдание. Что можно сделать?

– Ничего. Память восстановится сама за пару дней, а колдовством тут не поможешь. Спросите лучше у девушки. Как она себя чувствует?

– Еще не знаю. Ею занимается отец Флоренто и медсестры. Моя помощь там не требуется.

– Попробуйте расспросить ее, как только придет в сознание. У нее провалов в памяти не должно быть.

– Что случилось? – простонал Кантор. – Стелла, объясни. Что с Ольгой? И с моей головой?

Стелла обошла стол так, чтобы он мог ее видеть, и снова показала три пальца.

– Сколько пальцев?

– Три. Объясни, что случилось.

– Что случилось… – Стелла отошла в сторону и достала сигарету. – Сотрясение мозга с тобой случилось, наркоман-склеротик! Череп у тебя хороший, крепкий. Чего нельзя сказать о его содержимом. О мозгах то бишь. Я вообще сомневаюсь в их существовании. Что ты делал у Ольги?

– Музыку слушал… – вспомнил Кантор.

– Молодец, – одобрила Стелла. – А еще? Вспоминай. Кто ее трахал и каким образом она наелась фанги в таком количестве, что ее до сих пор откачивают?

– Не помню… Может, и я… А может, и нет…

– Ты? У тебя что, галлюцинации? Ты хоть помнишь, кто ты такой?

Скрипнула дверь, и девичий голосок спросил:

– Мэтресса Стелла, что у вас?

– Ничего, – отозвалась Стелла. – Сотрясение и амнезия. А что там Ольга?

– Еще работают. А что ребятам сказать?

  37