Позднее, когда они вернулись в отель и легли, Линдсей долго лежала, прислушиваясь к глубокому и ровному дыханию Корделии, которая заснула почти сразу. Самой Линдсей не спалось: ее пытливый ум снова и снова прокручивал факты и обстоятельства. Она точно знала, что где-то есть ключик к дверце, скрывающей тайну смерти Лорны Смит-Купер. Однако чем дольше она его искала, тем больше на себя досадовала. Проворочавшись в кровати около часа, Линдсей встала.
Стараясь не шуметь, она облачилась в джинсы и теплый свитер. Порывшись в сумке, Линдсей нащупала там связку ключей, принадлежавших Пэдди. А потом при лунном свете написала Корделии записку:
«Если, когда ты проснешься, я еще не вернусь, ищи меня в школе. Скорее всего, я буду в комнате Пэдди. Заезжай за мной на машине. Ключи в багажнике. Очень тебя люблю. Линдсей».
Подложив записку под будильник Корделии, журналистка тихо спустилась в холл, выскользнула из отеля и направилась на стоянку. Открыв багажник, Линдсей вынула оттуда тяжелые прочные ботинки и непродуваемую куртку, которые всегда держала там на всякий случай. Затем надела куртку и переобулась из кроссовок в ботинки. Сунув в карман карту местности, она открыла багажник и отправилась в дорогу.
Освещенная мерцающим лунным светом, Линдсей брела вверх по заросшим холмам пока не очутилась на вересковой пустоши, раскинувшейся у основания того самого викторианского чудовища, на которое Пэдди указала ей всего неделю назад. Взобравшись на невысокую каменную башенку, Линдсей поблагодарила Создателя за ясную лунную ночь и осмотрелась по сторонам. Окрестности были видны на много миль вокруг. Линдсей развернула карту и сравнила ее с увиденным ландшафтом. Найдя свою цель, она быстрой и уверенной походкой зашагала к ней. Идти было нетрудно – осень выдалась сухая, и почва под ногами была просто мягкой, а не болотистой, чего так опасалась Линдсей. Тишину изредка нарушали только редкие уханья сов, внезапное фырчанье мелких лесных зверюшек, вышедших на ночную охоту, да далекий рев какого-то странного автомобильного мотора.
Уже минут через сорок Линдсей Гордон подходила по аллее к закрытой школе Дербишир-Хаус. Было два часа, школьные корпуса освещались лишь тусклыми лампочками, горевшими в коридорах. Приблизившись к главному корпусу, Линдсей несколько раз обошла его, внимательно присматриваясь к стенам. Наконец она вошла в здание через заднюю дверь, расположенную рядом с кухней, отперев замок ключом Пэдди. Оказавшись внутри, она сняла свои тяжелые ботинки и на цыпочках двинулась вперед по коридору. Потом Линдсей стала подниматься вверх по черной лестнице, освещая себе путь крошечным фонариком, который всегда был при ней наряду с непродуваемой курткой, компасом, свистком и швейцарским армейским ножом. Открыв дверь в музыкальный класс, журналистка проскользнула в темное помещение.
Она стала медленно обходить комнату, не концентрируя внимание на мелких деталях, но пытаясь одним взглядом охватить обстановку. В конце концов она уселась на учительский стул. Линдсей закрыла глаза и попыталась представить себе, какой была эта комната, когда она вошла в нее почти сразу после преступления – после отчаянной просьбы Памелы Овертон взять в свои руки связь с прессой. Линдсей восстанавливала в памяти все, что увидела тогда, и попыталась сравнить с тем, что было перед ней сейчас. Ничего важного ей не вспоминалось. Вздохнув, Линдсей обругала себя за дырявые мозги и встала.
Выйдя из класса, она заперла дверь и стала обходить остальную часть музыкального отделения. Ничего, что хоть немного насторожило бы! Она даже добрела до задней части сцены, постояла там, но ничего так и не всколыхнулось в памяти. Линдсей в отчаянии побрела по коридору в зал. И так же, как в день убийства, остановилась у окна, чтобы собраться с мыслями. Невдалеке от здания она увидела огни, горевшие на площадке,где строился корт для сквоша. Все остальное было погружено в ночную тьму. Однако в темноте было еще что-то. Прямо под окном находился кухонный блок, на крыше которого было то самое нелепое ограждение и миниатюрные деревья в кадках. И вдруг Линдсей поняла, что не давало ей покоя в течение последних шести дней.
В камере они были вдвоем. То, что их не выпускали под залог, давало им некоторые привилегии. Во-первых, Пэдди разрешили оставаться в своей одежде и читать книги. Джиллин Маркхэм или ее помощник, в соответствии с указанием Корделии, ежедневно навещали ее и приносили газеты, хорошую еду и по полбутылки вина – с позволения тюремщиков. Но, несмотря на эти мелкие радости, которые делали ее жизнь в заточении более или менее приемлемой, Пэдди было очень нелегко привыкнуть к обитанию в этом жилище – как и всякой женщине. Однако ее дух не был сломлен. Слушание дела в суде магистрата – о том, чтобы и дальше оставить ее за решеткой, она восприняла как нечто происходившее совсем не с ней. Но когда ее привели в камеру, она стала ощущать себя животным, которого привезли на бойню. Однако даже личный обыск – процедура невероятно унизительная – еще было не самым ужасным. Как и тюремная абсолютно отвратительная еда.