ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Алая роза Анжу

Зря потраченное время. Изложение исторического тексто. Не мое. >>>>>

Бабки царя Соломона

Имена созвучные Макар, Захар, Макаровна... Напрягает А так ничего, для отдыха души >>>>>

Заблудший ангел

Однозначно, советую читать!!!! Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... >>>>>

Наивная плоть

Не понимаю восторженных отзывов. Предсказуемо и шаблонно написано >>>>>

Охота на пиранью

Винегрет. Але ні, тут як і в інших, стільки намішано цього "сцикливого нацизму ©" - рашизму у вигляді майонезу,... >>>>>




  126  

Да? Хоббс. Кто говорит?

Я дал Кэмпбеллу минуту поговорить с Хоббсом и объяснить ему суть дела. Боже, какой же ахинеи он успел наплести за одну минуту, принес кучу извинений, чуть не плача от отчаяния, так что я никак не мог пробиться через его истерику. Наконец это мне удалось: «Эй, вы, чертов засранец, послушайте меня. Если вы не уберете своих вонючих мудил, я нашлепаю тысячу копий той самой видеопленки. – Это была наилегчайшая ложь в моей жизни. – Так вот, я настрогаю тысячу таких копий и разошлю по одной в каждую газету и на телестанцию и приложу распечатку разговора для идиотов на случай, если у них не хватит ума сделать это самим. Уж если мне погибать, так с музыкой, но я и тебя, жирная тварь, прихвачу с собой! Ваши вонючие ублюдки избили меня, украли не ту кассету и ранили моего сына, вы слышите, Хоббс, но у вас, я надеюсь, хватает ума понять, до чего это глупо. Вы можете судиться со мной хоть до следующего столетия, мне на это плевать. И если, Хоббс, что-нибудь еще случится с моей женой и детьми, я за себя не ручаюсь. Я подстрелю тебя и вырежу у тебя сердце, ты, поганый толстозадый урод, надеюсь, я понятно выражаюсь? Но прежде, чем я это сделаю, я расскажу в полицейском управлении Нью-Йорка, что ваш человек, здесь в городе, ваш сотрудник, хранит у себя пленку, которую отняли у меня ваши полоумные болваны. Так вот, к вашему сведению, на нее случайно попало убийство полицейского. Копы жаждут ее добыть. А посему они, не задумываясь, бросят Кэмпбелла в уютную «Рикерс-Айленд». Вы когда-нибудь слышали о «Рикерс Айленд»? Крупнейшая штрафная колония в мире и прямо здесь, в Нью-Йорке! Семнадцать тысяч обитателей! Будьте спокойны, Кэмпбелл отправится туда прямым ходом, он будет… обождите! Ваш приятель рыдает, Хоббс. Даю его вам».

Я сунул трубку к губам Кэмпбелла.

– Умоляйте его, – приказал я.

Он часто задышал, видимо, от сильного испуга, но не произнес ни слова. Тогда я кончиком ножа проткнул ему ухо.

– Мистер Хоббс! Мистер Хоббс! – хрипло завопил Кэмпбелл. – Это я виноват! Простите! Я малость переборщил! Мне надо… прошу вас, разрешите их убрать!

Пауза. Его голова упала на ковер.

– Ладно, – услышал я голос Хоббса.

Я взял у Кэмпбелла трубку:

– Я хочу лично выслушать ваш ответ, Хоббс.

– Даю вам слово, мистер Рен. Я скоро буду в Нью-Йорке, и мы обменяемся пленками. А теперь позвольте мне вернуться к обеду.


Было около трех часов дня, когда я вернулся к калитке в стене, осторожно оглядываясь и проверяя, не следят ли за мной. В тоннеле я заметил несколько капель крови на кирпичах, а потом длинную полосу крови, брызнувшей на порог. В доме кровь была повсюду: на полу, впиталась в два больших полотенца, покрыла темными брызгами стену и размазалась по телефону. После бригады «скорой помощи» остались разбросанные упаковки от бинтов и шприцев. Все это кровопролитие было на моей совести, и я радовался, что Лайза и дети находились далеко от меня. Сейчас я не был их достоин. Так или иначе, но меня это не удивляло; я всегда считал себя малодушным эгоистом, дерьмом среди дерьма. Я плохой. А в некоторых отношениях просто подлец. Я способен на поступки, которые заслуживают сурового осуждения. Мой мягкий и терпеливый отец, растивший меня без матери, всегда стремился сделать из меня достойного человека. Стоя в своей кухне и глядя на заляпавшие ее красные пятна, я вспомнил далекое прошлое, один июльский полдень, когда мне было пятнадцать лет. Отец попросил меня покрасить кухню мисс Виттен, пожилой женщины, жившей в нашем городке. Отец трудился в церковной общине, и я думаю, от его внимания не ускользнуло, что мисс Виттен живет в стесненных обстоятельствах. Я заявил ему, что не желаю делать эту работу, но мой протест прозвучал нерешительно, потому что я знал, что отец не стал бы просить меня о таком обременительном деле, если бы оно не было в каком-то отношении важным для него. Он объяснил, что сам вызвался покрасить эту кухню, но его уже несколько дней беспокоили боли в спине. Я и в самом деле заметил гримасу боли на его лице, когда он загружал банку с галлоном малярной краски в свой грузовичок. Мы подъехали к дому мисс Виттен после завтрака, и по дороге отец объяснял мне, как красить комнату, пользуясь сетками для обтирания кистей, липкой лентой для накрывания лепных украшений и нанося краску легкими длинными мазками. «Самое главное – не спешить», – сказал он мне. Миссис Виттен встретила нас у двери своего скромного обшитого вагонкой дома. «А, вот и вы наконец-то», – произнесла она и, опираясь на палку, вошла в дом. Мы за ней. В гостиной она тяжело опустилась в инвалидное кресло и просунула палку в петлю, висевшую сбоку на одном из стальных подлокотников. Мой отец всегда был услужлив и заботлив по отношению к ней. Она направила нас в просторную старомодную кухню с оборудованием 1950-х годов, с потрескавшимся линолеумом на полу, обшарпанными подоконниками и кусками свисавшей с потолка старой краски. Отец помог мне внести в дом банки и сетку, предупредил, что вернется в шесть вечера, и уехал.

  126