27 
— О! Какая ты злая!
То, что я сделала потом, нельзя объяснить преданностью другим искусственным людям, потому что ИЧ не чувствуют преданности друг другу. Для этого нет оснований. Я слышала, что французы готовы умереть за Францию, но можете ли вы представить себе, что кто-то будет бороться и умирать за частное предприятие «Гомункули лимитед», южноджерсийское отделение? Наверное, что-то подобное я и сделала, хотя я никогда не могла понять, почему я сделала это и многие другие важные вещи в своей жизни. Босс говорит, что я все важные решения принимаю на подсознательном уровне. Может быть, он прав.
Я поднялась с постели, сняла ночную рубашку и стала перед ней. — Посмотри на меня, — потребовала я. — Я искусственный человек? Или нет? И как ты это определишь?
— О, Марджи, перестань! Все знают, что у тебя лучшая в семье фигура; тебе не нужно это доказывать.
— Отвечай! Скажи мне, кто я, и как ты это определила. Ты можешь делать, что угодно. Возьми образцы для лабораторного анализа. Но скажи мне, кто я, и какие у тебя доказательства.
— Ты противная девчонка.
— Вероятно. Возможно. Но какая? Натуральная? Или искусственная?
— О, Боже! Конечно, натуральная.
— Неправильно. Я искусственная.
— Перестань говорить глупости! Надень рубашку и ложись в кровать.
Вместо этого я стала доставать ее, рассказала, в какой лаборатории меня создали, дату извлечения из суррогатной матки — мой «день рождения», хотя нас, ИЧ, «выпекают» немного дольше, чтобы ускорить созревание… вынудила ее выслушать описание жизни в яслях производственных лабораторий (поправка: жизни в тех яслях, где я выросла, другие ясли могут отличаться).
Я вкратце описала ей свою жизнь после того, как покинула ясли — большей частью я говорила неправду, потому что не могла выдавать секреты босса; я просто повторяла то, что рассказывала раньше в семье: что я была тайным коммивояжером. Мне не нужно было упоминать босса, потому что Анита еще несколько лет назад решила, что я агент мультинационала, дипломат того сорта, что всегда путешествует тайно — естественная ошибка, которую я поддерживала, не пытаясь отрицать.
Вики сказала:
— Марджи, лучше бы ты этого не делала. Подобная ложь подвергает опасности твою бессмертную душу.
— У меня нет души. Именно об этом я и говорила.
— Перестань! Ты родилась в Сиэтле. Твой отец был инженером-электронщиком; твоя мать была педиатром. Они погибли во время Землетрясения. Ты рассказывала нам о них — ты показывала нам фотографии.
— «Моя мать была пробирка, мой отец был скальпель». Вики, существует, наверное миллион искусственных людей, чьи «свидетельства о рождении» «пропали» во время Землетрясения. Подсчитать их невозможно, потому что их лживые истории никогда не сводились воедино. После того, что случилось в этом месяце, станет появляться множество мне подобных, кто «родился» в Акапулько. Приходится находить такие лазейки, чтобы избежать преследований со стороны невеж и людей с предрассудками.
— Ты хочешь сказать, что я невежественна и полна предрассудков!
— Я хочу сказать, что ты симпатичная девочка, которую родители напичкали всякой чепухой. Я пытаюсь это исправить. Но если тебе так больше нравится, можно все оставить как есть.
Я заткнулась. Вики не поцеловала меня на ночь. Мы долго лежали, прежде чем заснули.
На следующий день мы обе делали вид, что никакого спора не было. Вики не говорила о Эллен; я не говорила об искусственных людях. Но приятная прогулка была испорчена. Мы сделали необходимые покупки и вечерним челноком вернулись домой. Я не сделала то, о чем грозилась — приехав домой, я не позвонила Эллен. Я не забыла о ней; я просто надеялась, что ожидание может смягчить ситуацию. Скорее всего, я просто струсила.
В начале следующей недели Брайан пригласил меня прокатиться с ним, пока он будет обследовать участок земли для клиента. Это была долгая приятная поездка, мы пообедали в деревенской гостинице — фрикасе, якобы из ягненка, хотя это почти наверняка был немолодой баран, запивали мы его слабым пивом из высоких кружек. Мы ели, сидя под деревьями.
После сладкого — пирога с ягодами, довольно неплохого, Брайан сказал:
— Марджори, Виктория рассказала мне очень странную историю.
— Да? Какую?
— Дорогая моя, поверь, я бы не стал об этом говорить, если бы Вики не была так взволнована этим. — Он замолчал.
Я подождала.
— Взволнована чем, Брайан?
— Она заявляет, что ты сказала ей, будто ты живой артефакт, выдающий себя за человека. Извини меня, но она сказала именно это.
27 
