Особенно,... 
18 
Упражнения по медитации, концентрации, йоге… Есть наставники, которые способны заставить нас видеть во сне то, что сами пожелают. Знаешь, с чем это можно сравнить? Бывают такие люди, которые легко заражают тебя своими радостью или печалью, а ты даже не подозреваешь о причинах смены собственного настроения. Тут происходит нечто подобное.
— Ладно, обещаю сходить, но только попозже. С чем тебе тортилью?
— Тортилья? — Казалось, Мариса откуда-то издалека внезапно возвратилась к реальности. — Нет уж, посмотри, который час. Лавка травника вот-вот закроется. А книга пусть полежит у тебя.
— Пусть…
Томатный сок оставил на визитной карточке гадалки темное пятно.
Все могло объясняться обыкновенной глупостью, или довольно необычным неврозом, или потребностью во что бы то ни стало заглушить голоса и образы, выныривающие на поверхность из темных глубин. Иначе говоря, все это могло оказаться лишь еще одним способом отвлечься — как, например, кино, вышивание крестиком или болтовня на случайную тему, — способом снять напряжение, а иногда и решить сложный вопрос. Когда она молча сидела на диване, уставившись слепым взором на «Флейтистку» Руссо Таможенника, которую еще Пабло пристроил на полке рядом с кувшином из майолики, или когда она, зажмурив глаза, поливала свои конибры, стараясь не устраивать в горшках болото, или когда наступал краткий миг просветления, жесткой и неуютной откровенности с собой, Алисия готова была признать, что ни город, ни хромой ангел не стоят той одержимости, с какой она искала разгадку тайны. Все это, конечно же, служило только одной цели: затушевать воспоминания, усмирить воспоминания с хищными клыками, жестокие и зловонные воспоминания; ведь Алисии казалось, — видимо, напрасно! — что она сполна расплатилась по всем счетам. Нет, обрывки прошлого, призраки Пабло и Росы — калейдоскоп фраз, жестов, поцелуев, обещаний — прорывались на каждую чистую клеточку, заполняли каждую свободную частичку ее времени и окружающего пространства. Поэтому город был нужен, поэтому ангел, латинская книга, которую с театральным пафосом читал Эстебан за столиком в «Коимбре», — все это было, к сожалению, нужно, все это было просто необходимо. Утром в четверг Алисия устроила перерыв между занесением в каталог новых поступлений и перераспределением книг по разделу «Психология». Она просмотрела массу компьютерной информации — по авторам, темам, издательствам, названиям; трижды прогнала на мониторе колонки зеленых мерцающих букв в надежде, что по невнимательности пропустила нужную книгу, но книга эта нигде не значилась: Фельтен, Юрий Матвеевич; Фельтман, Оуен; Фельтен, Морис; Фелл, Джон Барраклоу; Феллини Федерико… И тем не менее Алисия не сомневалась, что однажды собственными глазами видела имя автора — Фельтринелли; скорее всего, это было при переносе содержания потрепанной картонной карточки в компьютер. Но теперь машина выдавала ей ряды абсолютно незнакомых фамилий. Поэтому она покинула своего коллегу Хуанхо, с которым они вместе работали над электронным каталогом, спустилась на третий этаж и принялась просматривать каталог фонда древних книг. Никакого Фельтринелли в море пожелтевших карточек, заполненных на допотопных пишущих машинках, не оказалось. Попыхивая сигаретой, она бросила взгляд на портрет печального профессора, который нес бессменную вахту в коридоре, и у нее мелькнула мысль: а может, в памяти у нее случилось короткое замыкание и она ищет здесь то, что на самом деле видела совсем в другом месте? Нет, все-таки не могла она встретить упоминание об этой книге ни в одном другом компьютере, не могла держать в руках выцветшую карточку ни в одной другой библиотеке. Восьмилетний опыт работы чего-то да стоит.
Вахтер на этаже, существо лысое и конопатое, здорово скучал, сидя за столом, заваленным неотличимыми друг от друга кроссвордами. Алисия выпустила обойму комментариев по поводу дождливой погоды.
— Не позволите ли мне на минутку заглянуть в хранилище?
— А зачем тебе, детка?
— В нашем компьютере какой-то сбой, и мы не можем войти в каталог семнадцатого века.
— А директриса почему-то ничего мне не сказала.
— Ну пожалуйста, я мигом — только туда и обратно.
Вахтер благосклонно улыбнулся, и она очутилась в храме, среди томов, на корешках которых оставили свой след столетия. Знаменитые издания Галена и Плиния, щедро украшенные гравюрами, и грубоватые потомки средневековых бестиариев заставили ее благоговейно остановиться в проходе; она зачарованно взирала на тома, внутри которых притаились чудовища, растения, амфисбена, чемерица, мандрагора, якуло. В отделе XVIII века никакого Фельтринелли не было, в XVII веке — тоже; в XVI веке Алисия не утерпела и остановилась полюбоваться на великолепные рисунки «De historia stirpium»[13] Леонарда Фукса. Она добралась до XV века, где хранились инкунабулы; строгая табличка запрещала входить сюда с папками и ручками. Алисия уже готова была признать, что память опять сыграла с ней злую шутку — позабавилась, заставив плутать среди тысяч латинских названий, но неожиданно у нее мелькнула мысль: а вдруг кто-то намеренно запутывает следы? Она улыбнулась — кино, да и только! Но, в конце концов, поверить в существование некоего таинственного противника — не такая уж глупость, зато и тайна будет выглядеть куда более экзотической, если вообразить, будто где-то рядом существует невидимый и вездесущий игрок, чьей властной рукой расставлены фигуры на шахматной доске; этот же игрок препятствует каждому шагу Алисии, ведя партию к финалу — туда, где все загадки найдут разрешение. Значит, и город, и лабиринт, и ангел — лишь приманки, из-за них она забирается все глубже в пещеру, а кто-то тем временем следит, как далеко заведут ее любопытство или безрассудство.
18 
