48 
Бодрым тоном Хорек-альбинос продолжал:
– Итак, с десятыми классами едут коллеги Шредер, Швертфегер и Концельманн. Кто желает присоединиться? Добровольцы, вперед!
В принципе, Йона это не касалось; уже восемь лет в конце июня, после устных экзаменов на аттестат зрелости, они с Гешонек возили в Рим слушателей факультативного курса по латыни. Программа осмотра достопримечательностей была отработана до мелочей. С Эвой у них никогда не возникало сложностей; львиную долю всех объяснений она брала на себя. Экскурсии по Римскому форуму и Капитолию были ее страстью и стали уже притчей во языцех среди выпускников прежних лет.
– К сожалению, я не могу, – сообщил Вильде. – В эти же сроки я буду на Балтийском море с другими десятыми.
– Я тоже, – поддакнул Мейер-биолог, – иначе я бы охотно присоединился к поездке. – Всю жизнь он любил путешествия и еще много лет назад наладил межшкольный обмен с Англией и Францией.
Воцарилось неловкое молчание. Мейер-англичанин созерцал кончик собственного галстука. Кох скреб за ухом. Длинноволосая практикантка с толстыми ногами сосредоточенно перелистывала свой календарь. Йон заставил себя выждать еще минуту.
– Группа поедет в живописную горную местность на берегах Везера, – соблазнял всех директор, – на великолепную молодежную турбазу в Гамельне.
Йон кашлянул, выпрямился и сделал гримасу, которая, как он надеялся, сойдет за досаду.
– Что ж, если в самом деле нет желающих… – медленно протянул он, – тогда я вынужден…
– Господин Эверманн, как чудесно! – Хорек-альбинос с облегчением осклабился, показав слишком белые и крупные зубы. – Вы просто идеальная кандидатура, ведь вы преподаете в обоих классах. Значит, я вас записываю?
Йон кивнул, всем своим видом изображая покорность судьбе. Целых пять дней он проведет с Юлией, совершенно официально и с благословения признательного начальства. А ведь поездку еще придется планировать, подробно обсуждать детали, поэтому коллеги будут собираться не раз и не два…
Впервые за свою жизнь он с симпатией подумал про Ковальски и даже решил как можно скорей навестить его в клинике.
18
Она приехала на пять минут раньше. Из зимнего сада Йон наблюдал, как она остановила «гольф» прямо у садовой калитки. Вылезла, постояла возле машины и обвела глазами фасад, словно хотела запечатлеть в памяти каждую подробность. По выражению ее лица он не мог понять, нравится ли ей увиденное.
В прихожей он помог ей снять кожаную куртку. Стоя рядом с ним, Юлия осмотрелась. Выпятив нижнюю губу, взглянула на резиновые сапоги Шарлотты, стоявшие на коврике у гардероба. Йон тут же решил выбросить их как можно скорей, и вообще, постепенно удалить из дома вещи жены. Как он не сообразил это сделать до прихода Юлии!
На лестницу она глянула мельком. Он знал, о чем она подумала, и хотел сразу проводить ее в зимний сад, но она задержалась в гостиной и долго рассматривала свадебное фото в серебряной рамке, стоявшее на секретере. Он был готов убить себя за то, что не убрал его. Просто много лет он не замечал этого снимка и совсем забыл о его существовании. Тогда они с Шарлоттой позировали возле бюро регистрации, она с улыбкой прижалась к нему. Она в светлом платье с жакетом, он в своем единственном приличном костюме с широкими лацканами, волосы падают на воротник. Снимок часто служил в кругу их знакомых поводом для веселых шуток, но Юлия разглядывала его молча, между ее бровями залегла маленькая складка. Зря он пригласил ее в этот дом, где повсюду присутствовала память о Шарлотте. Какая ошибка!
Стол Йон накрыл в зимнем саду. Сначала он намеревался приготовить что-нибудь из итальянской кухни. Но когда зашел после парикмахерской в гастрономическую лавку на Клостерштерн, ему бросился в глаза фирменный логотип на пластиковых пакетах, и он сразу понял, что покупки для их последнего вечера втроем Роберт делал именно тут. Он стремглав выскочил из лавки и двумя улицами дальше приобрел у турка холодные закуски, сыр, фрукты и вино.
Юлия села в плетеное кресло, прямо, не откидываясь на спинку.
– Красиво, – одобрила она, когда он включил музыку в стиле фадо, показавшуюся ему подходящей для этого вечера. Теперь же ему почудилось, что она звучит слишком надрывно и драматично. Никогда еще он не видел Юлию такой притихшей и замкнутой.
– Может, лучше поедем в «Мамма Леоне»? – предложил он. – Или куда-нибудь еще? Я ведь вижу, что тебе тут не по себе.
48 
