106 
– Уф! – с облегчением сказал себе Ярослав.
Но тут, как в насмешку, парус резко накренился и исчез из виду. У Ярослава засосало под ложечкой. «Немудрено бултыхнуться при таких порывах!» – успокоил он себя и тут же вновь увидел парус над поверхностью воды. Не намеренный пассивно наблюдать борьбу близкого человека со стихией, он сосредоточился, мысленно потянулся к Григорию и привычным жестом бросил в пространство тонкие золотистые нити – соткать защитный покров. Новый порыв ветра, упругий воздушный удар – и нити швырнуло обратно в его ладони.
Так не бывает! Материальная воздушная волна физически плотного мира не может влиять на движение тонкой материи!
Ярослав снова направил к Матвееву золотистые нити – на сей раз медленнее, осторожнее. Сначала почувствовал: за нити будто дернули! А потом увидел мысленным взором: воронкообразный вихрь, подобный смерчу, втянул их в себя и унес прочь. Этому не было объяснений, кроме одного: сама стихия воздуха восстала против действий Ярослава! Но почему?
В эпицентре вихря стоял Григорий на своей шаткой доске, изо всех сил сжимая в руках гик огромного паруса, полыхающего красным в солнечных лучах. Смерч, уходя вбок, дернул мачту, ударил в полотнище. Казалось, что Григорий намеренно не сопротивляется происходящему. Мачта валилась на него стремительно, однако он мог бы успеть увернуться. Но Григорий стоял совершенно неподвижно, пока мачта не сбила его с ног. Накрытый сверху парусом, как павший воин – полотнищем флага, он ушел под воду.
Наступила звенящая тишина, как бывает, когда закладывает уши. Ярослав встал в полный рост и прочно уперся ногами в землю, обращаясь за помощью к своей любимой стихии. Мягко, нежно, боясь восстановить против себя еще и воду, Ярослав послал в ее лоно золотистый свет. Вода и без того была переполнена золотым светом солнца, но Ярослав структурировал поток лучей.
Он просил свет и воду помочь его другу. Он не мог мысленно увидеть Григория, «нащупать» его поле. Золотые лучи гасли в пустоте, в бессветном омуте. Ярославу приходилось видеть смерть. Он знал, что означает черная воронка.
Сердце остановилось и стояло так долго, что ноги подкосились. Ярослав оказался на горячем песке. Солнце палило нещадно, ветер почти стих и мирно, шелковисто шелестел крошечной юной листвой, в кустах галдели какие-то птички.
Григорий стоял прямо перед ним у кромки воды. Мокрый с ног до головы, загорелый, серые глаза сияют, как грозовое небо, лицо спокойное и немного усталое. Сквозь Григория просвечивали солнечные блики на поверхности воды, и белый парус какой-то яхты, и дальний зеленый берег.
– Я же говорил тебе, Ясь: у меня нет сил! – прозвучал в голове Ярослава голос друга. И Матвеев стал удаляться, скользя над водой, а голос, отчетливый, как прежде, зазвучал вновь: – Не ищите меня. Я хочу остаться здесь!
Ярослав, заскулив, упал лицом в песок.
Все было так ясно – яснее не бывает! Нельзя смертному человеку брать на себя функции бога, так как смертный человек не обладает всей полнотой информации, необходимой для принятия правильного решения, – в отличие от бога, даже если это такой несерьезный, легкомысленный бог, как Эрос!
Гриша не хотел рисковать своим сердцем. Он не нашел в себе сил, чтобы избавиться от горьких обид и черных страхов давнего прошлого. Поэтому перекрыл себе дорогу к новой любви толстой хрустальной стеной. Он ни за что не доверился бы женщине, но другу… Ярослав был допущен за хрустальную стену и предательски взломал ее изнутри с помощью волшебной стрелы. А жить без стены Григорий разучился, не мог и не хотел. Так улитка мгновенно высыхает на солнце, лишившись своего панциря… Была ли Ксения предназначена Матвееву судьбой как последний шанс изменить себя и свою жизнь – бог весть! Факт: любящая женщина знала о нем то, чего не сумел заметить Ярослав – что Григорий, сколько бы ни выказывал колебаний, давно принял решение и что он – сильный маг. Григорий, конечно, не походил на мягкотелого безмозглого моллюска. Он был могучим повелителем ветра. Он призвал ветер, и тот послушно помог господину ускользнуть от стрелы любви, уйдя в небытие.
Ярослав позволил себе вмешаться в отношения двоих, в начертания судьбы. И лучше ему немедленно искупить свою вину, принеся самую страшную, самую непоправимую из возможных жертв!
Ярослав достал стрелу. Размашистым жестом приложил пылающее орудие к голой волосатой груди – примерился и со всей силы ударил. Он почувствовал резкую боль в разрываемых тканях. От боли зажмурился, руки разжались, но разрушительное движение стрелы продолжалось само собой. Так было и когда он случайно ранил Григория, но в тот момент Ярослав не поверил своим глазам. На сей раз он не станет вытягивать стрелу обратно за изящное серебристое «оперение». Если она еще не пронзила сердце, пусть дотянется до него и разорвет в клочья!
106 
