7 
– Нет, – непреклонно сказал Бен. – Найди другой способ улучшить свои отношения с Линдси. Этот не годится…
– Прекратите! – пронзительно закричала Линдси. – Хватит говорить обо мне, как будто меня нет в комнате, или я слабоумная, или не способна понять, о чем говорят взрослые. О какой такой правде вы все это время говорите? О чем таком я не знаю, что имеет отношение к моему отцу? Что это за чертова тайна? Мой отец был честный, умный, добрый человек…
– Твой всемогущий отец был гомосексуалистом! – взвизгнула Меридит.
– Лжешь, – сказала Линдси, поднимаясь из кресла и мотая головой. – Не знаю для чего, но лжешь.
– Спроси брата, – еще громче закричала мать. – Спроси его о том дне, когда он, заболев, пришел из школы раньше времени – ему тогда было пятнадцать лет – и нашел твоего отца в постели с мужчиной. Бен в тот вечер пришел ко мне – я только что вернулась с заседания комитета – и рассказал то, чему был свидетелем. Я спросила Джейка. Он рассмеялся и сказал, что теперь по крайней мере ему не придется делить со мной ложе. Еще он сказал, что, если я попытаюсь развестись, то он сумеет изобличить меня в неспособности воспитывать детей и отнимет вас у меня. Я была повергнута в ужас и не знала, что предпринять. Ведь нужно было защитить от поругания стольких людей: молодых и старых, вас и моих умерших родителей, спасти их имя и репутацию. И я решила отослать тебя, пока ты не почувствовала, что в отношениях родителей что-то не в порядке. Я считала, что лишь на время, а там придумаю, что делать, и заберу тебя обратно. Но Джейк не давал мне и шагу шагнуть, он держал меня в тисках. Он не позволил бы мне увидеть тебя или привезти домой в свое отсутствие, твердо решив отнять у меня возможность настроить дочь против боготворимого ею отца. Ты мой ребенок, и из-за него я тебя потеряла. Видит Бог, я презирала этого человека, и я рада, что он умер.
– Бен, – сказала Линдси, сквозь слезы пытаясь отыскать лицо брата, – Бен, пожалуйста, прошу тебя, скажи, что это неправда. Бенни, слышишь? Не надо, чтоб это было правдой!
Бен посмотрел на сестру, ее боль и отчаяние отразились на его лице.
– Мне жаль, Линдси, мне чертовски жаль…
– Нет, я отказываюсь верить в это, я не буду, я… не могу, не могу!
– Это – правда, – сказал Бен спокойно. – Джейк отказался разрешить тебе жить здесь снова и, не пожалев денег, купил в придачу молчание города. Но будут ли молчать об этом теперь? Не знаю. Его боялись, но его больше нет. Люди, разделявшие его образ жизни, никуда не делись. Однажды они могут прийти, и тогда… – Бен дрожащей рукой провел по волосам. – Не представляю себе, что тогда будет. Я рассчитывал, что, сумев как можно быстрее вывезти тебя из этого города, огражу от этих проблем.
– Выходит, ты не верил в мою карьеру в роли фотографа? – с упреком спросила Линдси. – Ты просто хотел, чтобы я поскорее уехала, сплавлял меня, как в свое время это сделала мама?
– Из любви к тебе, Линдси, – сказала Меридит с отчаянием в голосе. Она на мгновение прижала руки к вискам, а когда вновь заговорила, голос ее был хриплым. – Я так себя виню за все, Линдси. Я была всего лишь слабой, запуганной женщиной, и у меня не хватило смелости вступить в борьбу с Джейком. Он бы уничтожил саму фамилию Сен-Клэр, бессовестно оболгав моих милых, умерших стариков. Он бы заплатил людям, и те на суде засвидетельствовали бы, что я беспутная и никуда негодная мать. Моя гордость оказалась сильнее моего желания разрушить весь этот блеф. Да, мне следовало бы бороться с ним, выигрывать у него дюйм за дюймом, забрать вас с Беном и начать новую жизнь где-нибудь в другом месте. Но я не знала, как жить, потеряв репутацию, уважение, друзей – все то, что я имела, будучи его женой. В том, что я тебя потеряла, вина не Джейка, а моя собственная. Из-за своей нерешительности я потеряла тебя и сейчас умоляю простить меня.
– Ты бы и не смогла победить его, мама, – сказал Бен. – Я тысячу раз говорил тебе об этом все эти годы. Он бы все равно взял верх. А я? Джейк получал извращенное наслаждение, измываясь надо мной, насмехаясь над нашей беспомощностью. Он при каждом удобном случае бередил мои раны, а я был вынужден молчать, хотя весь кипел от ненависти к нему и к себе. Он перерезал для меня все доступы к нему, не давая возможности примириться с ним и попытаться воспринимать его таким, каков он есть. Болезненное наслаждение от зрелища моего унижения значило для него больше, чем чувства, которые он, возможно, питал ко мне. Черт побери, Линдси, тебе следовало сидеть в своих заграничных школах и носа сюда не совать, и ты бы по-прежнему была в стороне от этого ада. Все это делалось для тебя, неужели ты и сейчас этого не видишь?
7 
