21 
— Это, пожалуй, несколько выбило его из колеи. Мне показалась, что смерть Тревизана сама по себе его не особо взволновала, а вот то, что он был убит, его поразило.
— Что он сказал?
— Да почти ничего, — ответил Вьянелло и пояснил: — Вернее, он не сказал того, что обычно говорят в таких случаях — ну, все то, что мямлят, когда человек умирает, даже тот, кого мы недолюбливали: что это огромная потеря, что очень жаль семью, что утрата невосполнима…
Они с Брунетти столько раз слышали подобные речи за годы работы, что совершенно не удивлялись, когда обнаруживали их неискренность. А вот полное отсутствие их вызывало недоумение.
— Еще что-нибудь?
— Нет. Секретарша сказала, что весь персонал будет завтра. Сегодня им разрешили не возвращаться на рабочие места после обеда, из уважения к погибшему. Так что я наведаюсь к ним завтра. — И, предупреждая вопрос Брунетти, Вьянелло выпалил: — Наде я позвонил, она постарается раздобыть что-нибудь полезное. Лично она его не знала, но ей кажется, что он лет пять назад занимался завещанием одного мужика, тот еще держал обувной магазин на улице Гарибальди. Так вот, она позвонит его вдове. Ну и в округе поспрашивает.
Брунетти одобрительно кивнул. На службе у них супруга Вьянелло не состояла, но зачастую именно она оказывалась бесценным источником информации, причем такой, что ни в одном официальном документе не сыщешь.
— А еще я хотел бы проверить его финансовое состояние, — сказал Брунетти, — ну, как обычно: банковские счета, налоговые декларации, имущество. И попробуй разведать, что представляет собой его юридическая практика, сколько она может принести в год.
Все эти вопросы были вполне рутинными, но тем не менее Вьянелло их записал.
— А Элеттру попросить покопать в этом направлении? — спросил Вьянелло.
Каждый раз, когда ему задавали этот вопрос, Брунетти представлял себе синьорину Элеттру облаченной в тяжелую мантию и с тюрбаном на голове, причем тюрбан непременно был парчовый, украшенный тяжелыми драгоценными камнями, — и вот в таком виде она сидела, пристально вглядываясь в экран компьютера, над которым поднималась тонкая струйка дыма. Брунетти понятия не имел, как она это делает, но Элеттре неизменно удавалось выкапывать такие подробности финансовой деятельности и личной жизни жертвы или подозреваемого, о которых не подозревали даже члены их семей и деловые партнеры. У Брунетти складывалось впечатление, что скрыться от нее никому не под силу, и иногда он начинал задумываться, если не сказать — беспокоиться, а не воспользуется ли она своими исключительными способностями, чтобы заглянуть в личную жизнь тех, с кем и на кого она работает.
— Да, посмотрим, что она выдаст на этот раз. И еще мне понадобится список его клиентов.
— Всех?
— Да.
Вьянелло кивнул и молча сделал еще одну пометку в блокноте, хотя прекрасно знал, как трудно будет это сделать: уговорить адвоката назвать имя своего клиента почти невозможно. Есть, пожалуй, только одна профессия, представители которой называли своих клиентов еще менее охотно, — профессия проститутки.
— Что-нибудь еще, синьор?
— Нет. Я встречаюсь с вдовой через, — он взглянул на часы, — через полчаса. Если она сообщит мне что-нибудь полезное для нас, я вернусь; если нет — до завтра.
Вьянелло понял, что может идти, и, спрятав блокнот в карман, поднялся и отправился к себе, на второй этаж.
Через пять минут Брунетти вышел из здания квестуры, пошел в направлении Рива-дель-Скьявони и сел на катер первого маршрута. Он сошел у Санта-Мария-дель-Джильо, повернул налево у отеля «Ала», перешел два моста, срезал угол, свернув налево на маленькую кале[15], что вела к Большому каналу, и остановился у последней двери слева. Он нажал на кнопку звонка, на которой значилось «Тревизан». Щелкнул замок, он вошел и стал подниматься по лестнице на третий этаж.
На площадке третьего этажа он увидел открытую дверь, в проеме которой стоял седой мужчина с большим животом, впрочем отлично скрытым дорогим костюмом. Когда Брунетти был уже у самой двери, тот спросил, не протягивая ему руки:
— Комиссар Брунетти?
— Да. Синьор Лотто?
Мужчина кивнул, но руки так и не подал.
— Что ж, входите. Моя сестра ждет вас.
Вообще-то Брунетти пришел на три минуты раньше, но ему все равно дали почувствовать, что он заставил вдову ждать.
Прихожая и коридор были увешаны зеркалами, создававшими впечатление, что помещение заполнено точными копиями Брунетти и шурина синьора Тревизана. Вымощенный квадратами черного и белого мрамора пол тускло поблескивал. От этого Брунетти казалось, что и он, и его отражения перемещаются по шахматной доске, а его провожатый играет партию противника.
21 
