Они поднялись на второй этане, женщина отперла дверь справа и прошла в помещение, по-прежнему не оборачиваясь. Брунетти последовал за ней. В комнате стояла низенькая тахта под ярким полосатым покрывалом, стол и два стула. Единственное окно было закрыто и занавешено. Она включила свет — тусклую лампочку на коротеньком шнуре без абажура
Стоя спиной к нему, Мара сняла жакет и аккуратно повесила его на спинку стула. Она села на краешек кровати, наклонилась и стала расшнуровывать ботинки. Брунетти расслышал, как она облегченно вздохнула, когда наконец избавилась от них. Как и прежде, не глядя на него, она встала, расстегнула юбку, сняла ее и осторожно повесила поверх жакета. Нижнего белья на ней не было. Она села на тахту, потом легла, так и не удостоив его ни единым взглядом.
— Если хочешь лапать за грудь, придется доплатить, — проговорила она и повернулась на бок, чтобы поправить покрывало, задравшееся под самым плечом.
Брунетти пересек комнату и уселся на второй стул, не тот, на котором лежала ее одежда.
— Откуда ты приехала, Мара? — спросил он на чистом итальянском, словно и не говорил весь вечер на венецианском диалекте.
Она взглянула на него, удивленная то ли вопросом, то ли спокойным тоном, которым он был задан.
— Послушай, синьор Сантехник, — произнесла она скорее устало, чем сердито, — ты сюда не болтать пришел, и я тоже, так что давай сделаем это по-быстрому, и я вернусь обратно, работать, идет?
Она легла на спину и развела ноги. Брунетти отвернулся.
— Откуда ты приехала, Мара? — повторил он свой вопрос.
Она сдвинула ноги и уселась на краю кровати лицом к нему.
— Послушай, ты, захотел потрахаться, так давай, приступай. Я не могу тут всю ночь с тобой сидеть, разговоры разговаривать. А откуда я — это ни хрена не твое дело, понял?
— Из Бразилии, да? — спросил он, распознав-таки акцент.
Она пробормотала что-то злобно-презрительное, резко встала и потянулась к юбке. Надев ее через ноги, она яростно дернула вверх молнию и стала выуживать из-под кровати свои ботинки, она задвинула их туда, пока раздевалась. Когда ей это удалось, она снова плюхнулась на кровать и принялась возиться со шнуровкой.
— А знаешь, его можно посадить, — сказал Брунетти все тем же спокойным тоном. — Он позволил мне отдать ему деньги. Это потянет на пару месяцев как минимум.
Мара уже успела справиться со шнурками, но глаз на Брунетти не поднимала и встать тоже не пыталась. Она просто сидела, опустив голову, и слушала.
— Но ты вряд ли хочешь, чтобы его упрятали за решетку, правда?
Она фыркнула, презрительно и недоверчиво.
— Тогда подумай, что может случиться после того, как он выйдет, а, Мара? Ты ведь меня не раскусила, и за это он точно на тебя всех собак повесит.
Она подняла глаза и вытянула вперед руку:
— Удостоверение покажи.
Брунетти протянул ей свое удостоверение.
— Чего тебе надо? — спросила она, возвращая ему корочки.
— Я хочу, чтобы ты сказала мне, откуда ты приехала.
— Зачем? Чтобы отправить меня обратно? — Она заглянула ему в глаза.
— Мара, я же не из иммиграционной службы. Мне плевать, легально ты живешь в этой стране или нет.
— Тогда какого черта тебе надо? — спросила она звенящим от ярости голосом.
— Я уже сказал: мне надо знать, откуда ты приехала.
Она поколебалась еще мгновение, прикидывая, какой подвох может таиться в этом вопросе, и, решив, что никакого, ответила:
— Из Сан-Паулу,
Он оказался прав. Этот легкий акцент действительно бразильский.
— Сколько времени ты здесь?
— Два года.
— Работаешь проституткой? — спросил он, стараясь, чтобы вопрос прозвучал лишь как констатация факта, а не как упрек.
— Да
— Ты все это время работала на того типа, из бара?
Она опять посмотрела на него:
— Имя его я тебе не назову.
— А мне и не надо. Я спросил, всегда ли ты с ним работала.
Она что-то сказала, но так тихо, что он ничего не расслышал.
— Что-что?
— Нет.
— А в баре этом всегда?
— Нет.
— А где ты раньше работала?
— В другом месте, — ответила она уклончиво.
— А когда ты начала работать в этом баре?
— С сентября.
— Почему?
— Что «почему»?
— Почему ты решила переместиться в бар?
— Из-за погоды. Я к такому холоду не привыкла. Прошлой зимой работала на улице и заболела. Вот он мне и разрешил этой зимой в баре работать.
— Ясно. А сколько с тобой вместе девушек работает?