Дон Уинслоу
Зимняя гонка Фрэнки Машины
Посвящается Биллу Макэнини:
Учителю, другу, виртуозу в искусстве жизни
1
Трудновато мне живется.
Это первое, что приходит в голову Фрэнку Макьяно, когда в три сорок пять утра его будит трезвонящий будильник и он, скатившись с матраса, встает голыми ногами на холодный деревянный пол.
Так и есть. Трудновато ему живется.
Не надев тапочек, Фрэнк шлепает по деревянному полу, который собственными руками отдраил песком и отлакировал, в направлении душевой кабинки. В ней он задерживается всего на пару минут, а дольше и не нужно: затем-то Фрэнк и стрижет свои седые волосы «под ежик».
– Возни меньше, – говорит он Донне, когда она сетует на его прическу.
За тридцать секунд Фрэнк успевает высушить голову; потом затягивает полотенце на талии, ставшей шире, чем ему хотелось бы, бреется и чистит зубы. Его путь в кухню проходит через гостиную, где он берет пульт, нажимает на кнопку – и во всю мощь звучит: «Che gelida manina».[1] Одно из преимуществ одинокой жизни – возможно, единственное преимущество одинокой жизни, думает Фрэнк, – состоит в том, что можно слушать оперу в четыре часа утра, и никто тебе слова не скажет. К тому же дом построен на славу, с толстыми стенами, как было принято в старые добрые времена, поэтому даже на рассвете соседей не беспокоят любимые оперные арии Фрэнка.
Фрэнк покупал абонемент на двоих в оперный театр Сан-Диего, и Донна по доброте своей прикидывалась, будто получает большое удовольствие, сопровождая его туда. Она даже делала вид, что не замечает, как он плачет в конце «Богемы», когда умирает Мими.
Вот и теперь по пути в кухню он поет вместе с Викторией де Лос Анхелес:[2]
- …ma quando vien lo sgelo,
- il primo sole mio,
- il primo bacio dell'aprile mio!
- il primo sole mio!..
Фрэнк любит свою кухню.
Он сам выложил пол классической черно-белой плиткой и с помощью приятеля-столяра сколотил стол и шкафы. В антикварном магазинчике Маленькой Италии ему посчастливилось найти колоду для рубки мяса. Когда он купил ее, она ни на что не годилась – высохла и начала трескаться, – и ему потребовалось несколько месяцев, чтобы привести ее в первоначальное состояние. Однако он любит ее за трещины, за старые щербинки и шрамы – «знаки отличия», как он их называет, оставшиеся после многих-многих лет верной службы.
– Послушай, люди пользовались ею, – отвечал он на вопрос Донны, почему бы не купить новую, которая ему вполне по карману. – Подойди поближе и понюхай, вот здесь крошили чеснок.
– Итальянские мужчины и их матери, – заметила Донна.
– Моя мать замечательно готовила, – отвечал Фрэнк, – но настоящим поваром был мой старик. Он-то меня и научил.
И еще как научил, подумала Донна. Что бы ни говорили о Фрэнке Макьяно – а он может быть настоящей занозой в заднице, – но готовить он умеет. И еще он знает, как надо обходиться с женщиной. Эти два достоинства, наверное, между собой связаны. Так или иначе, но эту мысль Донне внушил Фрэнк.
– Заниматься любовью все равно что готовить хороший соус, – сказал он как-то в постели, отдыхая от ласк.
– Фрэнк, умолкни, пока не поздно, – ответила она.
Но он не умолк.
– Надо выделить время, взять роено столько нужных компонентов, сколько требуется, посмаковать каждый, а потом медленно нагревать до кипения.
Особый шарм Фрэнка Макьяно, размышляла, лежа с ним рядом, Донна, заключается в том, что он сравнивает твое тело с соусом болоньезе и ты при этом не спихиваешь его с кровати. Вероятно, потому, что его очень волнует и то и другое. Она сидела в его автомобиле, когда он гонял туда-сюда по городу и в пяти разных магазинах покупал необходимые ингредиенты для одного-единственного блюда. («У „Кристафаро“, Донна, колбаса лучше».) Точно так же он внимателен к деталям и в спальне, отчего умеет, скажем так, довести соус до кипения.
Вот и этим утром он берет кофейные зерна «Кона» из банки с притертой крышкой и ложкой перекладывает их в маленькую сушилку, купленную по одному из специальных поварских каталогов, которые ему присылают по электронной почте.
Донна вечно несет какую-то чушь про кофе.
– Купи автоматическую сушилку с таймером, – говорит она. – Тогда кофе будет готов, пока ты принимаешь душ, и ты даже сможешь поспать несколько лишних минут.
– Вкус не тот.
– Трудновато тебе живется, – заметила Донна.
1
«Какая холодная ручонка» (ит.). Ария Рудольфе из оперы «Богема» Джакомо Пуччини. (Здесь и далее прим. перев.)
2
Виктория де Лос Анхелес (1923–2004) – великая оперная певица, которая прославилась, в частности, исполнением главной партии в опере «Богема» Пуччини