15 
— Тебе бы вообще, дорогуша, баловаться пора прекратить. Не девочка ведь, 35 скоро стукнет, а все туда же, глазки бы парням строить.
— 35 не 50, можно и построить, — с ударением на слове «пятьдесят» протянула Маруся. Типа, нам до вашего полтинника еще жить и жить, не одному успеем голову вскружить.
— И тебе 50 будет, не волнуйся. А от привычек своих профурсеточных пора избавляться уже сейчас.
— Вы тут матом не ругайтесь, Эмма Петровна, — обиделась на незнакомое слово Маруся. — И не вам советы давать, вы в мужчинах ничего не смыслите…
— Это почему же? — возмутилась бывшая учительница. — Только потому, что я не была замужем?
— Конечно, — с чувством превосходства ответила Маруся.
— Е-рун-да! Вот Лелька тоже не была, а вы с открытыми ртами об ее любовных приключениях слушаете, да еще советов спрашиваете.
Ну вот. И до меня добрались! Я вжала голову в плечи и попыталась не дышать — авось, пронесет. Но, не пронесло.
— Лель, — возопила Маруся. — Ну, хоть ты скажи ей, что ваше поколение, от ихнего отличается, как, как, как… «Мурзилка» от «Плейбоя»!
— Брейк, господа, — я сделала попытку утихомирить спорщиц, но не тут-то было.
— Вам Эмма Петровна полагалось замуж девственницами выходить.
— Прекрати, Маруся, — предостерегла представительница поколения «Мурзилки». — Я пошлости не потерплю.
— Да вы даже от слова «секс» краснеете.
— Хватит! — прокричала Эмма Петровна, заливаясь краской.
— Секс, секс, секс!
— А ну прекратите! — прикрикнула я.
Все остальные с радостным любопытством молчали и ждали продолжения. Княжна даже шею вытянула, чтобы ничего не пропустить — как-никак таких стычек в нашей комнате еще не было.
— И «Камасутру», поди, не читали?
— Зато я читала Пастернака и Ахматову.
— А что такое презерватив вы знаете?
— Знаю.
— А видели?
— Видела.
— Может, и покупали даже?
— Да как ты…
— Замолчите! Обе! — гаркнула я.
Маруся закрыла рот, Эмма Петровна наоборот открыла, чтобы глотнуть воздуха. Остальные застыли в немом ожидании.
— А ты чего раскричалась? Командир нашлась, — зло зыркнула на меня Маруся, но, судя по всему, она уже поуспокоилась и начала приходить в себя. — Мы просто спорим. Да, Эмма Петровна?
— Дура ты, Маруся, — беззлобно выругалась ответчица.
— И вы дура, — радостно ответила Маруся. Она, видимо, уже раскаивалась. Вот такая она у нас, горячая, но отходчивая.
— Вот и ладненько! — обрадовалась я и, потирая руки, приготовилась испить чаю, но тут Эмма Петровна принялась за меня.
— А ты, Лелечка, зря с этими парнями не познакомилась.
— Я?
— Ну не я же, мне-то уже поздно. А вот тебе еще пока нет.
— Еще пока? Я что уже дряхлею?
— Нет, но скоро, лет эдак через 5, тебя будет тяготить одиночество. И ты выскочишь замуж за первого встречного, помяни мое слово.
— Но вы же не выскочили! — отбрыкивалась я.
— Потому что я не знала народной мудрости.
— Мужчина должен быть чуть получше обезьяны?
— Нет. — Эмма Петровна, выдержав длиннющую паузу, торжественно произнесла. — Плохенький хорошему дорожку торит.
— Что он с дорожкой делает, плохенький ваш, я не поняла? — заволновалась Маринка.
— Прокладывает, то есть. — Эмма Петровна по старой учительской привычку встала в стойку у стола. — Мне всегда мама говорила, пусть плохенький, но твой. Я фыркала, вот как ты, Леля, и все принца ждала. А зря! Сначала неказистый, потом получше, а там, глядишь и принц бы пожаловал. Начинать надо с малого, а потом по возрастающей. Они ведь мужики какие?
— Какие? — заинтересованно выпалила Маруся, хотя уж кто бы спрашивал, но только не эксперт по мужчинам, коим она только недавно отрекомендовалась.
— Приземленные. Мы, женщины, думаем как? Если нет достойного тебя мужчины, надо быть одной и ждать, когда достойный появится. А как рассуждают они? Раз одна — значит, некому не нужна. А раз некому, значит и мне. Что я хуже других?
— Я что-то не пойму… — начала, было, я, но Эмма Петровна остановила меня жестом и продолжила:
— Потом, не забывай, что мужчина охотник и забияка. Ему за женщину драться надо. Вспомни хотя бы оленей, которые из-за самки по весне рогами сталкиваются, или собак, или петухов. А с кем ему за тебя драться, коль ты одна одинешенька? Вот то-то и оно! — Эмма Петровна сделала глубокий, удовлетворенный вдох, после чего закончила свою эффектную речь словами. — По этому и говорят, что плохенький хорошему дорожку торит.
15 
