28 
— Хорошо сохранился…
— Сестра говорит, он поддерживал себя в форме: бегал, плавал, занимался гимнастикой.
— Она проводила опознание? — спросил Ребус, радуясь возможности повернуть голову к ассистенту.
— Ну да, родителей нет в живых.
— Об этом писали в газетах, помните? — проговорил Керт, сосредоточенно следя за движениями рук коллеги. — Сэнди, скальпель не затупился?
Гейтс, казалось, не слышал вопроса.
— Мать погибла от рук бандита, вломившегося в дом. Трагическая история. Отца это подкосило, и он не надолго ее пережил.
— Просто исчах, — уточнил Керт. — Сэнди, может, я поработаю? Ты и так устал, за эту неделю нам…
— Да не суетись ты.
Керт, вздохнув, пожал плечами. Работа, к радости Ребуса, шла без перерыва.
— А сестра-то из Данди приехала? — обратился он к ассистенту.
— Да нет, она работает в Лондоне, в полиции. Совсем не похожа на копа — такая милая.
— Ага! Выходит, я тебе не мил! Значит, на будущий год не получишь от меня валентинку, — съязвил Ребус.
— Присутствующих я, разумеется, не имел ввиду.
— Бедная девочка, — заметил Керт. — Потерять всю семью…
— А у них были теплые отношения? — не мог удержаться от вопроса Ребус.
Гейтс, посчитав вопрос странным, с удивлением посмотрел на Ребуса, но тот оставил его взгляд без внимания.
— Не думаю, чтобы они часто виделись в последнее время, — задумчиво произнес ассистент.
Как мы с Майклом…
— Но все равно она тяжело это переживает.
— Но ведь сюда она приехала не одна? — спросил Ребус.
— На опознании с ней никого не было, — заметил ассистент. — Я проводил ее до фойе и вынес ей туда чашку чая.
— И что, она все еще там? — сердито просипел Гейтс.
Ассистент растерянно огляделся, соображая, какое из правил нарушил.
— Сейчас приготовлю пилы…
— В здании никого, кроме нас, нет! — рявкнул Гейтс. — Пойди посмотри, все ли у нее в порядке.
— Может, я схожу? — предложил Ребус.
Гейтс, с комком блестящих внутренностей в руках, повернулся к нему:
— В чем дело, Джон? Тебя что, уже выворачивает?
В фойе рядом с прозекторской никого не было. На полу рядом с креслом стояла пустая чайная чашка с эмблемой футбольного клуба «Глазго Рейнджерс». Ребус дотронулся до нее: еще теплая. Он пошел к главному входу. Выйдя в переулок, Ребус посмотрел налево и направо, но никого не увидел. Завернув за угол, он заметил женщину, сидевшую на низкой каменной ограде, отделяющей двор морга от улицы Каугейт. Она немигающим взглядом смотрела на здание детского сада напротив. Ребус направился к ней.
— У вас есть сигареты? — спросила она.
— Хотите закурить?
— А почему бы и нет?
— Это означает, что вы не курите.
— И что?
— А то, что я не собираюсь вас портить.
Она подняла голову и впервые взглянула на Ребуса. У нее были короткие белокурые волосы и круглое лицо со слегка выступающим подбородком. Подол ее классической, до середины колена, юбки чуть-чуть не доставал до отороченного мехом голенища коричневых сапожек. Рядом с ней на каменной ограде стояла большая бесформенная сумка, в которой, видимо, содержалось все, что она в спешке собрала в дорогу.
— Я инспектор Ребус, — представился он. — Сочувствую вашему горю.
Женщина вяло кивнула и снова уставилась на здание детского сада.
— Он работает? — спросила она, указав на детсад.
— Насколько мне известно, сегодня, конечно же, нет…
— Но это же детсад. — Она повернулась к дому, возвышавшемуся у нее за спиной. — И как раз через дорогу от этого. Слишком близко, не кажется вам, детектив Ребус?
— Наверно, вы правы. Жаль, меня не было с вами на опознании.
— Почему? Разве вы знали Бена?
— Нет… просто я подумал… Как получилось, что рядом с вами никого не было?
— А кто должен был быть?
— Кто-нибудь из избирателей… из товарищей по партии.
— Вы думаете, кто-нибудь из лейбористов сейчас вспоминает о нем? — Она горько усмехнулась. — Все они сейчас готовятся возглавить этот идиотский марш, предвкушая момент, когда репортеры защелкают камерами. Бен без конца твердил о своей близости к тому, что он называл «кормилом». Но ничем хорошим это для него не обернулось.
— Будьте осторожней, — предупредил ее Ребус. — Вы говорите так, будто сами не прочь влиться в толпу протестующих. — Она, поморщившись, фыркнула, но ничего не сказала. — У вас есть какие-нибудь соображения, почему он?… — Ребус осекся. — Вы ведь знаете, о чем я хочу спросить?
28 
