171 
— Мой дорогой друг, — сказал молодой офицер, — вы — настоящая живая библиотека, и я с благодарностью буду вспоминать всю свою жизнь этот путь, который мне довелось проделать со вторым Варроном… Каково! Видите, меня тоже захватила римская история. — Офицер был доволен тем, что в свою очередь вставил цитату и захлопал в ладоши… — Продолжим, продолжим, — сказал он, — что это за могила? Было бы любопытно, если бы вы хоть раз ошиблись. — И он показал на монумент, показавшийся слева.
— Не попали, — ответил Цицерон, — потому что я совершенно точно знаю, чей он. Это могила Аскания, сына Энея, имевшего неосторожность выпустить из рук подол платья своей матери во время погрома в Трое. Он потерял мать, зато нашел отца, который нес на себе Анхиза, прихватив с собой домашних богов-пенатов: отсюда пошло основание Рима. Но что интересно, одновременно через другие ворота выходил Телегон, сын Улисса, основатель Тускула, могила которого находится в двух лье отсюда. Эти двое, один грек, а второй азиат, отпрыски двух враждебных рас, двух народов-противников, перенесли эту борьбу в Европу. Соперничество праотцов вылилось в Риме во вражду потомков. Двумя главными родами Альбы и Тускулума были род Юлиев, из которого вышел Цезарь, и род Порциев, давший жизнь Катоку. Вам известно об ожесточенной борьбе между двумя родами; противостояние, начавшееся под Троей и продолжавшееся более тысячи лет, закончилось в Утике. Наследник побежденных, Цезарь отомстил за Гектора Канону, наследнику победителей. Могила Аскания была первой на пути из Неаполя в Рим и последней из Рима в Неаполь.
Рассказ длился долго, и, как у Руя Гомеса Виктора Гюго, было упомянуто все самое достойное упоминания; было рассказано обо всем интересном, когда пришлось из мнимого движения во времени вернуться на реальную землю.
По задумчивости старшего из друзей, то есть менее образованного, было видно, что у него в душе происходит трудная работа.
— Вы никогда не были профессором истории? — спросил он своего также молчавшего спутника.
— О, разумеется, нет! — ответил тот.
— Тогда откуда вы знаете столько всего?
— Я даже сам не смогу вам этого объяснить. Читал сначала одни книги, потом — другие; эти вещи не изучаются, они сами остаются в голове; для этого следует иметь склонность к истории, богатое воображение; события и люди входят к вам в мозг, мозг придает им свою форму, и в следующий раз вы уже видите их, этих людей и эти события.
— Черт возьми! — вскричал офицер. — Да если бы у меня были ваши мозги, я бы только и делал, что читал всю свою жизнь.
— Я не пожелаю вам этого! — ответил, смеясь, молодой ученый. — Изучать в условиях, в которых это пришлось делать мне… Я был приговорен к смерти и провел три года в тюрьме в ожидании расстрела или гильотины каждый день; надо было как-то отвлечься от мыслей.
— В самом деле? — сказал Офицер, внимательно всматриваясь в лицо своего собеседника, пытаясь в его суровых чертах прочесть что-либо о его прошлом. — Должно быть, вы многое пережили.
Тот, кому был адресован этот вопрос, лишь печально улыбнулся.
— Вся загадка в том, — ответил он, — что мне не довелось проводить свою жизнь на ложе из роз[115].
— Очевидно, вы из знатного рода?
— Я более чем знатен, сударь. Я — дворянин.
— Вы были приговорены к смертной казни по политическим делам?
— Да, по политическим.
— Вам неприятно то, что я расспрашиваю вас таким образом?
— Нисколько. На вопросы, на которые я не могу, или, вернее, не хотел бы отвечать, я не отвечаю. Вот и все.
— Сколько вам лет?
— Двадцать семь.
— Любопытно, но вы кажетесь одновременно и младше, и старше своего возраста. Сколько времени прошло с тех пор, как вы вышли из тюрьмы?
— Три года.
— Чем вы занимались все это время?
— Я воевал.
— На море или на суше?
— На море с людьми, на суше — с дикими тварями.
— А на море против кого вы воевали?
— Против англичан.
— А за кем охотились на суше?
— За тиграми, пантерами, удавами…
— Значит, вы были либо в Индии, либо в Африке…
— Я был в Индии.
— В какой части Индии вы были?
— В той части, которая почти неизвестна миру: в Бирме.
— Участвовали ли вы в каких-либо крупных морских сражениях?
— Я был при Трафальгаре.
— На каком корабле?
— На «Грозном».
— Стало быть, вы видели Нельсона?
171 
