– Мики! – раздалось опять за моей спиной. – Братец пришел! Все ворота обоссал, как усердно вас искал!
Мики глянул на мальчишек, потом на меня.
– Какого дьявола вам от меня надо? – проревел он. – Может человек культурно отдохнуть или нет? – С крыши ближайшего трейлера слетел голубь, а возбужденная ребятня начала разбредаться.
Передо мной стоял не человек, а утес – высокий, поджарый, очень крепкий. В проеме двери, расположенной футах в четырех над землей, он производил особенно внушительное впечатление. Его плоская, как блин, рябая физиономия наводила на мысль, что в детстве его уронили лицом вниз.
Я внимательно смотрел на него.
– Чего уставился? – рявкнул он. Страх придал мне смелости.
– Меня направила к вам Мэри Вуд. И я не говорил, что я ваш родственник.
Его огрубевшие черты чуть смягчились.
– Ну, так входите, чудила, пока вас не забросали собачьим дерьмом. – Он замахал руками наподобие ветряной мельницы, и цветы бродяжьей жизни отправились продолжать ту разрушительную деятельность, которой предавались до моего появления.
В логове Мики было отлично натоплено и очень уютно. Интерьер трейлера составлял разительный контраст с внешним пейзажем. Здесь царил идеальный порядок, чистота соответствовала музейным стандартам. Все поверхности сияли, домашняя утварь была разложена по полкам и развешана по своим местам. Одна раковина предназначалась для мытья посуды, другая для умыванья. Отапливалось помещение дорогостоящим газовым калорифером. Стены были покрашены в яркие цвета, и где только можно висели граненые зеркала и декоративные бронзовые подковы. Признаков присутствия женщины я не обнаружил.
– Садитесь, раз пришли, – любезно предложил мне хозяин, натягивая коричневый вязаный свитер, доходивший ему почти до колен.
Это одеяние делало его похожим на средневекового крестьянина и никак не сочеталось с ультрасовременным интерьером фургона. Может быть, он носил его, чтобы угодить кому-нибудь из близких. Пятна на груди давали подробную информацию о рационе моего нового знакомого. Мики заметил, что я внимательно разглядываю его наряд, но, казалось, не имел ничего против. Смирившись с тем, что какой-то незнакомец поднял его на ноги в девять утра, он принял вполне доброжелательный вид. Мои деньги он чуял носом.
Радушный прием, а также открытие, что Джойс страдает такой же манией чистоты, как я сам, несколько усыпили мою бдительность. Я объяснил цель своего визита и надеялся, что он некоторое время поломает голову над тем, что мне нужнее, кейс или машина, но, услышав слово «вознаграждение», он все сообразил. Хотя машину, очевидно, пригнали в его владения не больше получаса назад, он объявил, что вернуть ее невозможно.
– Угонщики наверняка уже передали ее в другие руки, – уверенно заявил он. – Я, конечно, понятия не имею, кто это сделал, но так уж у них заведено.
Я видел, как в его карих глазах разгорается огонек. За новенькую «мазду» он в любом случае получит круглую сумму, а вознаграждение за портфель составит приятный десерт, хотя ему и придется расписаться в причастности к краже.
– Иногда сороки на хвосте приносят что-нибудь интересное, – признал он. – Я попытаюсь добыть для вас вещи вашей дамочки. Я знаю кое-кого из ребят. Это ужасно, конечно, но что им остается делать? Загнали нас в эти клетки, как волков. – В его голосе появилась поэтичная кельтская меланхолия. – Выпьете со мной немножко?
Он достал из шкафа какой-то флакон и две рюмки и поставил их на стол. Я не понял, что это значит. Уж не собирается ли он угостить меня микстурой от кашля?
– Отличное средство от простуды. Я всегда делаю глоток, прежде чем выходить на улицу, особенно в такое утро, как сегодня. Выпейте капельку, это потин [2]. Сохраняет тепло в груди. – Он поднял свою рюмку и опрокинул одним махом. В его ручище рюмка выглядела наперстком.
Слегка потравиться сивухой – небольшая плата за помощь в важном деле, подумал я и сделал пробный глоток. На вкус прозрачная жидкость напоминала укропную воду, и я последовал примеру хозяина. Секунду спустя мне показалось, что меня стукнули молотком по голове. В ушах протяжно зазвенело, в глазах помутилось. Однако я еще сознавал, что следует делать дальше. Я начал торговаться и предложил ему за кейс двадцать фунтов. Дело двигалось очень туго, и я почти смирился с неудачей. Я твердо решил не идти дальше пятидесяти. И правда, что ему делать с портфелем из красной кожи и несколькими исписанными тетрадками? Но многолетний коммерческий опыт заострил его чутье. Если сделка не состоится, у него останется машина, а у меня – фига с маслом. Он заломил триста, и в конце концов мы сошлись на ста восьмидесяти.