124 
Эту тележку тащили два быка, и ее сопровождал крестьянин.
Эрнотон остановил погонщика, которому, как только он его увидел, очень захотелось бросить тележку и спрятаться в кусты, и рассказал, что произошло сражение между гугенотами и католиками; в этом сражении пятеро погибли, но двое еще пока живы.
Хотя крестьянин и опасался ответственности за доброе дело, которого от него требовали, но еще больше, как мы уже сказали, был он напуган воинственным видом Эрнотона. Поэтому он помог молодому человеку перенести в свою тележку сначала г-на де Майена, а затем солдата, лежавшего с закрытыми глазами, хотя и неизвестно, был ли он по-прежнему в обмороке.
Оставалось пять трупов.
– Сударь, – спросил крестьянин, – эти пятеро католики или гугеноты?
Эрнотон, видевший, как крестьянин в страшную минуту перекрестился, ответил:
– Гугеноты.
– В таком случае, – сказал крестьянин, – не будет ничего дурного в том, что я обыщу этих безбожников, не правда ли?
– Ничего дурного, – ответил Эрнотон, который предпочитал, чтобы их наследником явился нужный ему крестьянин, чем первый случайный прохожий.
Крестьянин не заставил Эрнотона повторять дважды и обшарил карманы трупов.
Мертвые, видимо, получали порядочное жалованье, когда были живы, так как после окончания операции морщины на лбу крестьянина разгладились. Приятное чувство, охватившее его тело и душу, заставило его сильнее подхлестывать быков, чтобы побыстрее приехать в хижину.
В конюшне этого доброго католика, на удобной соломенной подстилке, г-н де Майен очнулся. Боль при тряске во время переезда не могла привести его в себя, но от свежей воды, омывшей рану, выступило несколько капель ярко-красной крови, герцог открыл глаза и посмотрел на все окружающее с вполне понятным изумлением.
Как только г-н де Майен открыл глаза, Эрнотон отпустил крестьянина.
– Кто вы, сударь? – спросил Майен.
Эрнотон улыбнулся и спросил:
– Вы меня не узнаете, сударь?
– Узнаю, – ответил герцог, нахмурившись, – вы тот, кто пришел на помощь моему врагу.
– Да, – ответил Эрнотон, – но я также и тот, кто помешал вашему врагу убить вас.
– Должно быть, это так, раз я живу, – сказал Майен, – конечно, если только он не счел меня мертвым.
– Он уехал, зная, что вы живы, сударь.
– Но он, по крайней мере, считал мою рану смертельной?
– Не знаю, но, во всяком случае, если бы я не воспротивился, он нанес бы вам рану, уже наверняка смертельную.
– Но тогда, сударь, почему же вы помогли убить моих людей, а затем помешали этому человеку убить меня?
– Очень просто, сударь, и я удивляюсь, что дворянин, а вы мне кажетесь дворянином, не понимает моего поведения. Случай привел меня на дорогу, по которой вы ехали, я увидал, что несколько человек напали на одного, я защищал того, кто был один; потом, когда этот храбрец, на помощь к которому я пришел, – так как, кто бы он ни был, сударь, но этот человек храбрец, – когда этот храбрец, оставшись один на один с вами, нанес вам решающий удар, тогда, увидев, что он может злоупотребить победой и прикончить вас, я помешал этому своей шпагой.
– Значит, вы меня знаете? – спросил Майен, испытующе глядя на него.
– Мне нет надобности знать вас, сударь, я знаю, что вы ранены, и этого мне достаточно.
– Будьте искренни, сударь, – настаивал Майен, – вы меня знаете?
– Странно, сударь, что вы не хотите меня понять. Я не нахожу, что благородней убить одного беззащитного, чем напасть на одного проезжего всемером.
– Но вы же понимаете, что на все могут быть причины.
Эрнотон поклонился, но не ответил.
– Разве вы не видели, что я скрестил свою шпагу один на один с этим человеком?
– Да, это правда, я видел.
– Этот человек – мой смертельный враг.
– Я верю этому, так как он сказал мне то же самое про вас.
– А если я выздоровлю?
– Это меня не касается, вы будете делать все, что вам заблагорассудится, сударь.
– Вы считаете меня тяжело раненным?
– Я смотрел вашу рану, сударь, и хотя она серьезна, но не смертельна. Лезвие соскользнуло по ребрам, как мне кажется, и не проникло в грудь. Вздохните, и, я думаю, вы не почувствуете никакой боли в легких.
Майен с трудом вздохнул, но не почувствовал боли внутри.
– Это правда, – сказал он, – а люди, которые были со мной?
– Мертвы, за исключением одного.
124 
