— А всегда знала, что мои вредные привычки могут мне пригодиться!
— Это точно не Суслик! — не впопад брякнула Ксюша.
— Чего?
— Это не Суслик. Мы видели его, когда выходили из столовой…
— А он, может, успел обернуться. Долго ли — туда, сюда. — Предположил Зорин. — Наворотил капканов и назад. Алиби себе создавать.
— Вряд ли, — не согласилась Ксюша. — Когда бы он в таком случае успел слепить такую огроменную бабищу? Она знаешь какая… Как статую Свободы…
— Это точно не Артем и не Лева, — внесла свою лепту в обсуждение Изольда. — Их нет в лагере.
— И не я! Хоть я в лагере и был, — продолжал стоять на своем Юрка.
— Это точно не… — задумалась Сонька, но договорить не успела, потому что Изольда вдруг вздрогнула, охнула, затряслась. А потом вовсе завалилась на кровать в обмороке. Но перед тем, как отключиться прохрипела:
— Это он!
15.
Мы оторопело посмотрели на дверь.
В проеме, привалившись плечом к косяку, стоял Кука. Вид имел удивленно-растерянный. Совсем не опасный. Но глаза за стеклами очков (или это мне только показалось) сверкали как-то не по-доброму.
— Что он? То есть я? — спросила он, отлипая от косяка.
— Э… — затянула Сонька. — Э… Ну…
— Не понял. Говори вразуминительнее.
Сонька и хотела бы, да не могла, она сама не совсем понимала, почему припадочная бухгалтерша обвинила Куку в нападении. Но тут Изольда судорожно икнула, булькнула, хрюкнула и открыла один глаз.
— Это он! — заверещала она, как только сфокусировалась. — Он чуть не убил меня!
— Я? — очень искренне удивился Кука.
— Ты! Ты! Я знаю!
— Но почему я?
— Да, — поддакнула Сонька. — Почему он?
— Я узнала его ботинки! Посмотрите! — она простерла свой костлявый перст, тыча им в Кукины «гриндерсы». — На его подошве подкова! Я видела!
Кука приподнял ногу, глянул на свою подошву — убедился в том, что пятка и вправду подбита железной подковкой — потом тупо уставился на нас.
— И что? — опять не понял он.
— А то, что тот, кто напал на меня в туалете, был обут в точно такие ботинки, с точно такой подковой! Скажешь, не ты?
— Не я.
— Но я видела, я рассмотрела в мельчайших деталях эти боты… Когда ты уходил, подковы сверкали и цокали… Я слышала…
— Я в это время спал, — стоял на своем Кука.
— Но согласись, что больше ни одному иди… человеку не придет в голову подбивать «гриндерсы», — сказала я.
— Ну и что? А мне пришла. Мне так нравится. Это не преступление.
— Преступление не в том, что ты испоганил фирменную обувку, а в том, что попытался убить Изольду.
— Я? Изольду? — Кука захохотал. — Но это же идиотизм! Глупость! Вы бы еще придумали, что я изнасиловать пытался…
— А что? Может, и пытался, — хмуро молвила Изольда.
— Ой, не смешите! Я лучше батарею изнасилую, она такая же ребристая, но зато горячая!
— Ах ты… Гад! — зарычала Изольда и ринулась на обидчика с такой быстротой, будто это не она только что валялась в изнеможении на ковре.
— Отвали, дура! — прикрикнул Кука.
— Сам дурак! — рыкнула Изольда, впиваясь пальцами ему в лицо.
— Черт! — выругался телохранитель — видимо не ожидал от анемичной бухгалтерши такой прыти. — Отстань!
Изольда не отставала. Тогда он ткнул ее пальцем под ребра. Болевой прием возымел действие — Изольда отцепилась.
— Как тебе не стыдно? — затрубил Зорин. — Обижать слабых? Бить женщину, это же… это же… это просто не достойно.
— Да пошли вы все на…! — ответил Кука, утирая с лица кровь.
— Мы пойдем, но ты сначала объясни…
— Ничего я вам объяснять не буду.
— Как это? Ты должен перед лицом общественности поклясться…
— Отвали, Зорин! Я тебя предупреждаю, еще одно слово, и ты труп!
— Вы слышали? — заголосил Юрка. — Он теперь и меня хочет замочить! Убийца!
Мы переглянулись. Убийца Кука или нет, но улики не в его пользу, так что объясняться с милицией ему придется — про нападение в туалете, как и про ботинки, мы ей расскажем.
— Кука, — миролюбиво начала я. — Ты говоришь, что не при чем, и мы, предположим, тебе верим, но тогда объясни, каким образом твои ботинки оказались на ногах злоумышленника?
— Откуда я знаю? Я спал. Естественно, разутый. Ботинки стояли у двери, она была не заперта. Может, кто-то их взял. Только зачем?
— Не верьте ему! — вновь принялся орать Юрка. Он, как видно, за последнее время разучился говорить нормальным голосом. — Он убийца! Я сразу это понял!