Сам Я Жу, однако, бежать из страны не собирался. Не держал на пекинских аэродромах самолет, готовый к старту.
И еще одна мысль потихоньку грызла его. Ма Ли, подруга Хун, тоже была с ними в Африке. Я Жу знал, что несколько раз они подолгу разговаривали. К тому же Хун всегда любила писать письма.
Может быть, Ма Ли привезла с собой послание от Хун? Которое затем переправила другим лицам, а те в свою очередь информировали госбезопасность? Этого он не знает. Но постарается выяснить, причем не откладывая.
Три дня спустя, когда в Пекине бушевала одна из зимних песчаных бурь, Я Жу наведался в контору Ма Ли неподалеку от парка Солнечного Бога — Жидань Гунъюань. Ма Ли работала в экономико-аналитическом отделе, занимая там недостаточно высокий пост, чтобы создавать ему проблемы. С помощью своего персонала госпожа Шэнь прозондировала ее окружение, не обнаружив связующих звеньев с высшим руководством государства и партии. Ма Ли имела двоих детей. Нынешний ее муж — мелкий бюрократ. Поскольку первый ее муж погиб в 1970-х годах во время войны с вьетнамцами, никто не возражал, когда Ма Ли вышла замуж вторично и родила еще одного ребенка. Сейчас дети жили собственной жизнью, старшая дочь была начальником канцелярии в Медицинской академии, сын работал хирургом в одной из шанхайских больниц. У них тоже не нашлось связей, опасных для Я Жу. Зато он отметил, что Ма Ли много времени посвящает двум своим внукам.
Госпожа Шэнь договорилась, когда Ма Ли сможет принять Я Жу. Причину она не назвала, сказала только, что дело срочное и, по всей вероятности, связанное с поездкой в Африку. Это наверняка ее насторожило, думал Я Жу, сидя на заднем сиденье машины и глядя на проносящийся мимо городской пейзаж. Выехал он с запасом и выбрал кружной путь, мимо нескольких строек, где имел пай. Прежде всего это были новые олимпийские объекты. Вдобавок Я Жу заключил крупный контракт на снос одного из жилых кварталов, на месте которого пролягут магистральные шоссе к новым спортивным сооружениям. Я Жу рассчитывал на миллиардные прибыли от своих сделок, даже за вычетом откатов чиновникам и политикам, составляющих каждый месяц семизначные суммы.
Я Жу смотрел на город, который менялся буквально на глазах. Многие протестовали, сетуя, что Пекин слишком теряет самобытность. И Я Жу велел работающим на него журналистам писать об уничтоженных трущобах и капиталовложениях, которые в перспективе, когда Олимпийские игры уйдут в прошлое, создав в мире новый образ Китая, принесут пользу рядовым гражданам. Я Жу, обыкновенно предпочитавший держаться в тени, несколько раз уступил тщеславному соблазну и лично выступил в телепрограммах, посвященных преображению Пекина. И всегда непременно намекал на благотворительность и сохранение особенных столичных парков и зданий. По словам аналитиков СМИ, которым он тоже платил за услуги, репутация у него была хорошая, хоть он и принадлежал к богатейшей китайской элите.
И эту репутацию он намерен защищать. Любой ценой.
Машина затормозила у скромного здания, где работала Ма Ли. Она встретила его у входа.
— Ма Ли, — сказал Я Жу. — Смотрю сейчас на тебя, и мне кажется, наша поездка в Африку, завершившаяся так печально, успела отойти в далекое прошлое.
— Я каждый день думаю о Хун. Но Африка пусть исчезнет вдали. Я никогда больше туда не поеду.
— Ты наверняка знаешь, мы ежедневно подписываем все новые соглашения с многими африканскими странами. Наводим мосты, по которым будем идти вперед долгие годы.
За разговором они прошли по унылому коридору в кабинет Ма Ли, окна которого смотрели в садик, обнесенный высокой стеной. Посредине виднелся фонтан, зимой, разумеется, не работавший.
Ма Ли выключила свой телефон, подала чай. Я Жу слышал вдалеке чей-то смех.
— Поиски правды похожи на погоню одной улитки за другой, — задумчиво обронил Я Жу. — Улитка двигается медленно. Однако ж упрямо.
Я Жу посмотрел на Ма Ли в упор, она глаз не отвела.
— Ходят слухи, — продолжал он. — Обидные для меня. О моих предприятиях, о моем характере. Любопытно, откуда они берутся. Я невольно задаюсь вопросом: кто хочет мне навредить? Не обычные завистники, нет, кто-то другой, чьи мотивы мне непонятны.
— Зачем я-то стану портить тебе репутацию?
— Я не об этом. Вопрос в другом: кто может знать, кто может располагать информацией и распространять ее?
— У нас с тобой совершенно разная жизнь. Я — чиновник, ты ворочаешь большими делами, о которых пишут газеты. Такая незначительная персона, как я, даже представить себе не может твою жизнь.