Особенно,... 
50 
Людовик склонил голову и грустно задумался. Быть может, в этот момент в его сердце шевельнулось что-то вроде раскаяния.
— Ах, — вздохнул он, — значит, тайна раскрыта!
— Ваше величество, я сделаю все от меня зависящее, чтобы она умерла в груди, которая ее заключает, — сказал де Сент-Эньян с чисто испанской отвагой. Он шагнул к двери, но король жестом остановил его.
— Куда вы идете? — поинтересовался он.
— Туда, где меня ждут, ваше величество.
— Для чего?
— Надо полагать, чтобы драться.
— Драться! — вскричал король. — Погодите минуту, граф.
Де Сент-Эньян покачал головой, как ребенок, недовольный, когда ему мешают упасть в колодец или играть с острым ножом.
— Но, ваше величество…
— Прежде всего, — сказал король, — я еще должным образом не осведомлен.
— О, пусть ваше величество спрашивает, и я разъясню все, что знаю.
— Кто вам сообщил, что господин де Бражелон проник в эту комнату?
— Записка, которую я нашел в замке, о чем я уже имел честь докладывать вам, государь.
— Что тебя убеждает, что это он всунул ее туда?
— Кто другой решился бы выполнить подобное поручение?
— Ты прав. Как же он мог проникнуть к тебе?
— Вот это чрезвычайно существенно, так как все двери были заперты на замок и ключи находились в кармане у Баска, моего лакея.
— Значит, твоего лакея подкупили.
— Невероятно, ваше величество!
— Что же здесь невероятного?
— Потому что, если б его подкупили, он мог бы понадобиться еще не раз в будущем, и бедного малого не стали бы губить, так явно показывая, что воспользовались именно им.
— Правильно. Значит, остается единственное предположение.
— Посмотрим, ваше величество, то ли это предположение, которое возникло и у меня.
— Он проник к тебе, пройдя лестницу.
— Увы, ваше величество, мне кажется это более чем вероятным.
— Значит, все-таки кто-то продал тайну нашего люка?
— Продал или, может быть, подарил.
— Почему такое различие?
— Потому что иные лица стоят так высоко, что не могут продать; они могут лишь подарить.
— Что ты хочешь сказать?
— О, ваше величество обладаете достаточно тонким умом, чтобы самостоятельно догадаться и избавить меня, таким образом, от затруднения назвать…
— Ты прав. Принцесса!
— Ах! — вздохнул Сент-Эньян.
— Принцесса, которая обеспокоена твоим переездом.
— Принцесса, которая располагает ключами от комнат всех своих фрейлин и которая достаточно могущественна, чтобы открыть то, чего, кроме вашего величества и ее высочества, никто не мог бы открыть.
— И ты думаешь, что моя сестра заключила союз с Бражелоном?
— Да, ваше величество, да…
— И даже сообщила ему все эти тонкости?
— Быть может, она сделала даже больше.
— Больше… Договаривай.
— Быть может, она сама проводила его.
— Куда? Вниз? К тебе?
— Вы думаете, что это невозможно, ваше величество?
— О!
— Слушайте, ваше величество. Вы знаете, что принцесса любит духи?
— Да, эту привычку она переняла у моей матери.
— И в особенности вербену?
— Да, это ее излюбленный запах.
— Так вот, моя квартира благоухает вербеной.
Король задумался, потом, помолчав немного, сказал:
— Почему бы принцессе Генриетте становиться на сторону Бражелона и проявлять враждебность ко мне?
Произнося эти слова, на которые де Сент-Эньян легко мог бы ответить: «женская ревность», король испытывал своего друга, стараясь проникнуть в глубину его души, чтобы узнать, не постиг ли он тайны его отношений с невесткой. Но де Сент-Эньян был незаурядным придворным и не решался по этой причине входить в семейные тайны.
К тому же он был достаточно близким приятелем муз, чтобы не задумываться — и притом весьма часто — над печальной судьбою Овидия[*], глаза которого пролили столько слез во искупление вины, состоявшей в том, что им довелось увидеть во дворце Августа неведомо что. И так как он обнаружил свою проницательность, доказав, что вместе с Бражелоном в его комнате побывала также принцесса, ему предстояло теперь расплатиться с лихвой за собственное тщеславие и ответить на поставленный прямо и определенно вопрос: «Почему принцесса стала на сторону Бражелона и проявляет враждебность ко мне?»
50 
