ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Страстная Лилит

Очень понравился роман Хотя концовка довольно странная, как будто подразумевается продолжение. Но всё равно,... >>>>>

Видеть тебя означает любить

Неинтересно, нудно, примитивно...шаблонно >>>>>

Неотразимая

Очень понравился роман >>>>>

Жажда золота

Классный , очень понравился роман >>>>>

Звездочка светлая

Мне мешала эта "выдуманность". Ни рыба ни мясо. Не дочитала. В романе про сестру такое же впечатление. >>>>>




  250  

— Вы себя выдали, — тихо сказала королева.

— Не может быть! Я ничего не знаю!

— Вы забыли, что говорили, вернее, думали вслух, при женщине, и потом…

— И потом, — быстро перебил он ее, — никто не знает о том, в чем я невольно сознался.

— Напротив, знают все, герцог: вам свойственны и достоинства, и недостатки молодости.

— Меня предали, на меня донесли!

— Кто?

— Те, кто уже в Гавре с адской проницательностью читал в моем сердце, как в раскрытой книге.

— Я не знаю, кого вы имеете в виду.

— Например, виконта де Бражелона.

— Я слышала это имя, но не знаю человека, который его носит. Нет, де Бражелон ничего не говорил.

— Кто же тогда? О, ваше величество, если бы кто-нибудь осмелился увидеть во мне то, чего я сам не хочу в себе видеть…

— Что сделали бы вы тогда, герцог?

— Существуют тайны, убивающие тех, кто их знает.

— Тот, кто проник в вашу тайну, безумец, еще не убит. Да вы и не убьете его. Он вооружен всеми правами. Это муж, это человек ревнивый, это второй дворянин Франции, это мой сын, Филипп Орлеанский.

Герцог побледнел.

— Как вы жестоки, ваше величество! — молвил он.

— Бекингэм, — печально проговорила Анна Австрийская, — вы изведали все крайности и сражались с тенями, когда вам было так легко остаться в мире с самим собой.

— Если мы воюем, ваше величество, то умираем на поле сражения, — тихо сказал молодой человек, впадая в глубокое уныние.

Анна подошла к нему и взяла его за руку.

— Виллье, — заговорила она по-английски с жаром, против которого никто не мог бы устоять, — о чем вы просите? Вы хотите, чтобы мать принесла вам в жертву сына, чтобы королева согласилась на бесчестие своего дома? Дитя, не думайте больше об этом. Как! Чтобы избавить вас от слез, я должна совершить два преступления, Виллье? Вы говорили об умерших. Умершие по крайней мере были почтительны и покорны; они склонились перед приказанием удалиться в изгнание; они унесли с собой свое отчаяние как богатство, скрытое в сердце, потому что отчаяние было даром любимой женщины, и бежавшая от них смерть казалась им счастьем, милостью.

Бекингэм поднялся. Черты его лица исказились, он прижал руку к сердцу.

— Вы правы, ваше величество, — сказал он, — но те, о ком вы говорите, получили приказание из любимых уст. Их не прогнали, их просили уехать; над ними не смеялись.

— Нет, о них сохранили воспоминания, — с нежностью прошептала Анна Австрийская. — Но кто говорит вам, что вас изгоняют? Кто говорит, что о вашей преданности не будут помнить? Я действую не от лица кого-нибудь другого, Виллье, я говорю только от себя. Уезжайте, сделайте мне это одолжение, эту милость. Пусть и этим я буду обязана человеку, носящему имя Бекингэма.

— Значит, это нужно вам, ваше величество?

— Да, только мне.

— Значит, за моей спиной не останется никого, кто будет смеяться? Ни один принц не скажет: «Я так хотел»?

— Выслушайте меня, герцог.

Величественное лицо королевы-матери приняло торжественное выражение.

— Клянусь вам, что здесь приказываю только я. Клянусь вам, что не только никто не будет смеяться, не станет похваляться, но что никто не изменит тому почтению, какого требует ваше высокое положение… Полагайтесь на меня, герцог, как и я полагаюсь на вас.

— Вы не даете мне объяснений, ваше величество! Я уязвлен, я в отчаянии… Как бы ни было сладко и полно утешение, оно не покажется мне достаточным.

— Друг мой, вы знали вашу мать? — спросила королева с ласковой улыбкой.

— О, очень мало, ваше величество. Но я помню, что эта благородная женщина покрывала меня поцелуями и слезами, когда я плакал.

— Виллье, — королева обняла рукой шею молодого человека, — я для вас мать, и, поверьте мне, никогда никто не заставит плакать моего сына.

— Благодарю вас, ваше величество, благодарю. — Растроганный молодой человек задыхался от волнения. — Я вижу, что мое сердце доступно для чувства более нежного, более благородного, чем любовь.

Королева-мать посмотрела на него и пожала ему руку.

— Идите, — сказала она.

— Когда я должен уехать? Приказывайте.

— Не торопитесь слишком с отъездом, — продолжала королева. — Вы уедете, но сами выберете день отъезда… Итак, вместо того чтобы ехать сегодня, как вам, без сомнения, хотелось бы, или завтра, как этого ждали, уезжайте послезавтра вечером. Но сегодня же объявите о вашем решении.

  250