Потихоньку-помаленьку минорный, депрессивный танец сосет из своих старательных подданных и истинных фанатов — душу. А именно ту ее часть, что некогда стремились насытить и хоть символически удовлетворить простые аргентинские работники – несчастные переселенцы, в рядах которых отчаянно не хватало женщин. Вместо флирта – танго, вместо ухаживаний – танго, вместо секса – танго. Чтобы произвести впечатление на пресыщенную вниманием женщину – снова танго, но тщетно: она уже беременна от счастливца, который упорно обхаживал ее, вместо того чтобы танцевать в кругу приятелей!..
Страдания несчастных аргентинских мужчин начала ХХ века вполне понятны эмансипированным московским барышням начала двадцать первого. Как и пресыщенным московским джентльменам, у которых все в жизни уже было, но не принесло радости и покоя. И вот уже мужчины и женщины танцуют друг с другом, касаются друг друга руками и телами часы напролет и желают делать это как можно лучше и техничнее, а возвращаясь в свои одинокие или не очень постели далеко за полночь, с усилием вспоминают, что друг друга можно просто желать…
Виталий стоял как вкопанный и неотрывно, очень внимательно смотрел в ту сторону, где во сне Ксения видела Черную Тангеру. Рука с забытым в ней распахнутым веером безвольно повисла вдоль тела.
Ксения и Виталий в одном зале уже несколько часов – и за все это время не осуществили своего простого намерения – поговорить и все обсудить! С кем-то танцевал Виталий и не торопился прервать это занятие, с кем-то танцевала Ксения, бдительно поглядывая по сторонам. Потом она потеряла бдительность и уснула. Все – неспроста! Их кто-то водит и морочит.
Надо танцевать с Виталием прямо сейчас – до нее, а не после! Ксения точно знала, что сказать ему языком танца. Лишь бы язык этот ее послушался! Она впрыгнула в туфли, мигом застегнула ремешки и побежала к другу, на ходу выкрикивая его имя.
– Ксеня, что случилось?
Виталий смотрел заботливо и весело, но голубые круги под глазами и розоватый оттенок белков выдавали утомление.
Ксения порывисто обняла руками его шею, тесно прижалась грудью, приоткрыла губы как для поцелуя.
– Хочу с тобой танцевать!
Она знала, что теплое дыхание, вместе со словами срываясь с губ, касается его рта.
– Ты уверена? – шутливо осведомился Виталий.
В свою очередь, она вдохнула теплый воздух, покинувший его легкие.
– Да.
Он, колеблясь, оглянулся на угол, где в сновидении Ксении лежал его хладный труп.
– Так срочно?
Ксения смотрела в его ожившие от удивления глаза, и не было для нее сейчас мужчины нужнее и желаннее. Очень естественным, неуловимым движением кольцо ее рук сжалось еще теснее. Ксения загадочно и нежно улыбнулась, молча кивнула.
– Ты уезжаешь? – уточнил Виталий, легко приобнимая ее за плечи.
– Виталик, – громко прошептала Ксения; ее улыбка стала широкой и хулиганской, абсолютно безрассудной, – мелодия уже звучит!
* * *
Плечо упиралось в нечто, с каждой секундой становившееся все более и более жестким. Голова неприятно – слишком низко – свесилась, шея болела. Он пошевелился, стараясь устроиться поудобнее. Хрупкий сон раскололся тягучими звуками очередного аргентинского тенора и того заунывного инструмента, внешне похожего на веселую русскую гармошку, который они все с необычайной серьезностью именовали «бандонеон». Костя открыл глаза. Ксении рядом не было. Он с удовольствием выпрямился, потянулся, откинулся на спинку дивана. Размял ноющую руку. А ведь упиралась она в круглый, казалось бы, мягкий кожаный поручень.
Сон хоть и разбился, но осколки его отлетели недалеко и теперь потихоньку сползались обратно, стремились вновь сомкнуть обруч вокруг головы, срастись, заставить веки слипнуться, а мозг – перемешивать, комкать мысли и образы, превращая их в причудливые, бесполезные, навязчивые фантазии.
Костя решительно подался вперед, упершись ладонями в округлые кожаные края сиденья и собираясь встать. Только один человек бодрствовал поблизости: яркая дама средних лет с длинными огненно-рыжими кудрями. Она сидела за столиком у края танц-пола в белой меховой шубке, накинутой на плечи и стиснутой над глубоким декольте, тоскливо позевывая, смотрела на танцующих. Заметив, что Костя пробудился и смотрит по сторонам, дама выпрямила слабеющую спину. «Не в курсе, что я танцевать не умею», – подумал Костя с состраданием.
Надо искать Ксюшку и тащить ее домой! Половина четвертого утра. Петухи, можно считать, уже пропели, никакая нечисть больше не посмеет появиться. Если Тангера не сплясала свой убийственный танец до сих пор, то уже и не спляшет. А если сплясала, стало быть, Ксения не заметила, значит, ей и не положено.