Еду у Одвина Гай не стал покупать из принципа. Он не поленился сходить в маленькую лавку, где приобрел У дряхлого торговца, уже надевшего ночной колпак, немного сыру, холодного сала, варенного с чесноком, и хлеба. Ходить по ночному переулку было страшно: редкие масляные фонари светили тускло-претускло, и Гаю казалось, что в подворотнях кто-то прячется. На будущее он решил как можно реже бродить по городу в ночное время, ибо место опасное и незнакомое. -
Конюшня и впрямь оказалась сразу за «Столом и Постелью». Гай осторожно прокрался к приоткрытым воротам, с тревогой думая, что будет, если его увидит
Одвин или жулики-подручные. По счастью, никто так и не попался на пути, и Гай проскользнул внутрь.
В конюшне пахло тем, чем обычно и пахнет в конюшнях: лошадьми, зерном, сеном и навозом. Кони всхрапывали в темноте, почуяв незнакомца.
– Лори! – тихонько позвал Гай, озираясь.
– Это ты, почтенный писец? – спросили из мрака. – Сейчас, погоди.
Совсем рядом вспыхнул огонек, и появился Лори со свечой в руке.
– Пришел-таки? Правильно, – одобрил он. – И поесть, никак, принес?! Совсем хорошо. А я на кухне кувшин опивок уволок, так что будет у нас с тобой сущий пир. Пойдем за мной… Звать-то тебя как, писец?
– Гай, – ответил Гай, входя в каморку Лори. Там и впрямь было уютно: маленький конюший вырыл ее прямо в сене, а внутри устроил удобное лежбище из тряпок и опять же сена. На полу вертелся бандитского вида рыжеполосатый кот.
– Только свечку не урони, – предостерег Лори. – А то пожар устроишь… Кот – мой, его Скратч зовут. Хороший кот, только говорить не умеет.
– А что, другие умеют? – удивился Гай.
– Есть места, где умеют. Рассказывали мне… – таинственно ответил Лори, поглаживая кота по спинке.
Они разделили сыр, сало и хлеб, не обделив и кота. Лори достал спрятанный в сене кувшин, налил немного коту в блюдечко. Жуя и отхлебывая из кувшина по очереди, они сидели некоторое время молча. Тишину нарушил Гай:
– Слушай, Лори, Одвин у меня забрал треть дневного заработку. Сказал, порядок такой. Это правда?
– А кто его знает… – пожал плечами Лори. – Может, и так. Должен же что-то хозяин иметь от писца, он ведь в его заведении сидит… Узнай в Гильдии, там подскажут. А теперь доедай, и давай-ка спать, почтенный писец. Мне завтра вставать рано.
Они улеглись на мягкое сено и накрылись какими-то грубыми, но теплыми полотнищами, от которых пахло конским потом. Лори задул свечу, и Гай начал потихоньку засыпать, но тут конюший толкнул его в бок локтем и спросил:
– А твои родители где? Тоже умерли?
– Нет. Тралланы угнали.
– Тралланы? Ни разу не видел траллана. А ты видел?
– Видел. Только я маленький был, в овине спрятался, они меня и не нашли. Страшные, все в железе, с топорами… Говорят, шубы из человечьих волос валяют.
– И шубы видел?
– Да это летом было. Шубы они, наверно, зимой носят, когда холодно. Но все равно страшные.
– Так они люди? Или нелюди?
– Кто ж их знает… – Гай вздохнул. Перед глазами замелькали оскаленные зубы, торчащие грязные, засаленные бороды," в ушах заскрежетало железо… – Вроде как люди, а присмотришься -уже не совсем… Не знаю.
– Стало быть, угнали родителей твоих… – Лори помолчал. – А ты как же?
– А меня монахи к себе забрали, из Обители Трех Богов. Они после тралланского налета пришли мертвых отпевать, ну и нашли меня. Я у них, почитай, восемь лет жил. Они меня грамоте научили, письму…
– Что ж сам в монахах не остался?
– А необязательно. У них это по желанию, кто хочет – сам придет, они и не зовут никого. Хорошие люди эти монахи.
– Не знаю, не знаю… – посопев, пробормотал Лори. – У нас все больше жирные да жадные. Ну ладно, все, спать давай. Поздно уже.
ТИЛЬТ. ФЛАГ ЗА ДЕРЕВЬЯМИ
Похлебку принесли, когда весь хлеб был съеден.
– А-а! – обрадовался чему-то знакомый разбойник. – Голод – он кого угодно скрючит. Да только ты, мастер, наверное, настоящего-то голода еще не знаешь.
С этими словами он разрезал веревки, связывающие Тильта, и сильно его пихнул – кажется, таким образом он помогал пленнику подняться.
– Ешь, мастер, ешь…
И мастер, повозившись и покряхтев, стал есть. Похлебка оказалась незатейливой: мясной навар (ни одного куска мяса пленнику не досталось), картофелины, какие-то разваренные овощи… Повар, судя по всему, особенно себя не утруждал – в бульоне попадалась паленая щетина, но все равно это была еда, жидкая и горячая… Ложка в ослабевшей руке Тильта дрожала, стучала по зубам, по краям миски. Разбойник с удовольствием смотрел на пленника, губы его шевелились, будто проговаривая неслышимые слова: «Вот и хорошо, вот и славно…»