— В таком случае, — заметил король, приходя на помощь мисс Стюарт, — пусть он попросту скажет нет.
— А я ему все время доказывал, что он поступает дурно, не говоря да!
— Значит, ты сообщил ему, что Лавальер его обманывает?
— Да, совершенно недвусмысленно.
— Что же он сказал в ответ?
— Так подпрыгнул, точно собирался перескочить Ла-Манш.
— Наконец-то он сделал хоть что-нибудь! — вздохнула мисс Стюарт. — И то хорошо.
— Но я удержал его, — продолжал Бекингэм, — я оставил его с мисс Мэри и надеюсь, что теперь он не уедет, как собирался.
— Он собирался ехать? — воскликнул король.
— Одно мгновение мне казалось, что никакими человеческими силами его невозможно будет удержать; но глаза мисс Мэри устремлены на него: он останется.
— Вот ты и ошибся, Бекингэм! — сказал король, снова расхохотавшись. — Этот несчастный обречен.
— Обречен на что?
— На то, чтобы быть обманутым или еще хуже: собственными глазами удостовериться в этом.
— На расстоянии и с помощью мисс Грефтон удар будет ослаблен.
— Ничуть; ему не придет на помощь ни расстояние, ни мисс Грефтон. Бражелон отправится в Париж через час.
Бекингэм вздрогнул, мисс Стюарт широко открыла глаза.
— Но ведь ваше величество знаете, что это невозможно. — пожал плечами герцог.
— Увы, дорогой Бекингэм, теперь невозможно обратное.
— Государь, представьте, что этот молодой человек — лев.
— Допустим.
— И что гнев его ужасен.
— Не спорю, друг мой.
— И если он увидит свое несчастье воочию, тем хуже для виновника этого несчастья.
— Очень может быть. Но что же делать?
— Будь этим виновником сам король, — вскричал Бекингэм, — я не поручился бы за его безопасность!
— О, у короля есть мушкетеры, — спокойно проговорил Карл. — Я знаю, что это такое: мне самому приходилось дожидаться в передней в Блуа. У него есть господин д’Артаньян. Вот это телохранитель! Я не побоялся бы двадцати разъяренных Бражелонов, если бы у меня было четверо таких стражей, как д’Артаньян!
— Все же, ваше величество, подумайте об этом, — настаивал Бекингэм.
— Вот смотри, — ответил Карл II, протягивая письмо герцогу, — и суди сам. Как бы ты поступил на моем месте?
Бекингэм взял письмо принцессы и медленно прочитал его, дрожа от волнения:
«Ради себя, ради меня, ради чести и благополучия всех немедленно отошлите во Францию виконта де Бражелона.
Преданная вам сестра Генриетта».
— Что ты на это скажешь, герцог?
— Ей-богу, ничего, — отвечал ошеломленный Бекингэм.
— Неужели ты посоветуешь мне, — с ударением произнес король, — не послушаться моей сестры, когда она так настойчиво просит меня?
— Боже сохрани, государь, и все же…
— Ты не прочитал приписки, герцог; она внизу, и я сам не сразу заметил ее, читай.
Герцог развернул лист и прочитал:
«Тысяча приветствий тем, кто меня любит».
Герцог побледнел и поник головой; листок задрожал в его пальцах, точно бумага превратилась в тяжелый свинец.
Король подождал с минуту и, видя, что Бекингэм молчит, заговорил:
— Итак, пусть он повинуется своей судьбе, как мы повинуемся нашей. Каждый должен перенести свою меру страданий: я уже отстрадал за себя и за своих; я нес двойной крест. Теперь к черту заботы! Пришли мне, герцог, этого дворянина.
Герцог открыл решетчатую дверь павильона и, показывая королю на Рауля и Мэри, которые шли бок о бок, проговорил:
— Ах, государь, какая это жестокость по отношению к бедной мисс Грефтон.
— Полно, полно, зови! — сказал Карл II, хмуря черные брови. — Как все здесь стали чувствительны! Право, мисс Стюарт вытирает себе глаза. Ах, проклятый француз!
Герцог позвал Рауля, а сам предложил руку мисс Грефтон.
— Господин де Бражелон, — начал Карл II, — не правда ли, третьего дня вы просили у меня разрешения вернуться в Париж?
— Да, государь, — отвечал Рауль, озадаченный таким вступлением.
— И я вам отказал, дорогой виконт?
— Да, государь.
— Что же, вы остались недовольны мной?
— Нет, государь, потому что, конечно, у вашего величества были основания для отказа. Ваше величество так мудры и так добры, что все ваши решения надо принимать с благодарностью.